Затем он оседлал свою лошадь и вновь направился на юг, не оглядываясь назад, но по звуку хлопанья крыльев за спиной он понял, что стервятники вернулись к прерванной трапезе.
Лошадь под Эджем не зря ходила раньше под Эль Матадором, она была горяча и сильна, вымуштрована опасной жизнью, которую вели бандиты. Она доставила своего нового хозяина в Монтийо в тот час, когда жаркий день начинал медленно переходить в прохладные сумерки. Появление на улицах городка неизвестного, зловещей внешности всадника вызвало множество удивленных и опасливых взглядов среди жителей. Удивление усиливалось тем, что городок находился в глубине Мексики, на границе между Сонорой и Синалой, там, куда гринго забредали крайне редко.
Это был довольно крупный городок, имевший свою промышленность в виде лесопилки и серебряного рудника. Но большинство населения городка составляли пеоны, работавшие на полях сахарного тростника, в изобилии росшего западнее и южнее поселения. На окраине Эдж не заметил особых признаков жизни, но когда он углубился в одну из главных улиц, параллельных друг другу, то смог увидеть огни и расслышать звуки музыки и песен, доносящихся издали. Он полностью игнорировал всех попадавшихся ему навстречу и таращивших на него изумленные глаза. Мелькнула чья-то тень и Эдж автоматически поднял коня на дыбы. Перед ним находился оборванный мальчуган лет десяти, улыбаясь во весь рот и блестя сломанными зубами.
— Вы американец? — спросил он.
Эдж оглядел его перепачканное лицо, оборванные штаны и рубашку, стараясь угадать его намерения. Он кивнул, и улыбка мальчугана стала еще шире.
— У меня есть сестра, сеньор, — сказал он и, сложив чашечками ладони на своей узкой груди, сделал ими движение вперед. — Очень большая, сеньор. Ей очень нравятся американцы. Она их так любит!
Эдж прибавил немного тепла своим чертам лица и поинтересовался, кивая головой вперед:
— Что у вас там происходит?
— Фиеста, сеньор. Сегодня день рождения нашего мэра. Он не очень хороший мэр, но все его любят, потому что в свой день рождения он устраивает фиесту. Там много девочек, сеньор, но все они другие и не такие шикарные, как моя дорогая сестра.
Снова последовал знакомый жест руками. Эдж сунул руку в карман штанов и выудил оттуда один из тех долларов, которые дала ему Гейл при расставании. Он бросил его к ногам мальчугана, который ловко поймал его рукой, довольно полной для парня его лет.
— Эстебан! — раздался сварливый голос из темного двора, и мальчуган, внезапно расхохотавшись, метнулся на противоположную сторону улицы. Следом за ним погналась внезапно появившаяся на улице женщина. Эдж ухмыльнулся. Она была очень большой, как никто другой. И в то время как двести пятьдесят фунтов живого веса ловили на улице своего коварного брата, Эдж продолжил свой путь дальше.
Обе улицы обрывались на центральной площади и возобновлялись на ее дальнем конце. На площади царило веселье. В ее центре возвышался деревянный помост, освещаемый факелами и лампами, на котором шестеро гитаристов веселили своей музыкой более пятидесяти танцующих пар. Площадь окаймлялась десятками кантин. Некоторые из них спорили между собой доносящейся из их окон музыкой. Из других были слышны шум и крики веселящихся мужчин и женщин, чествующих своего мэра. Пьяные фигуры обоего пола вываливались из дверей баров, чтобы направиться в следующую распивочную или присоединиться к танцующим на площади. Всюду мелькали чумазые лица ребятишек, очевидно занимающихся тем же промыслом, что и встретившийся Эджу Эстебан. Они развлекались тем, что поджигали фейерверки и бросали издалека в толпу, готовые удрать при малейшем признаке опасности. В подобном месте появление незнакомца, будь он гринго или мексиканец, не вызывало никакого удивления. Сознание людей, затуманенное бессчетным количеством выпитой текилы, пульки или мескалы, полагало, что все в мире в порядке, и не желало ничего другого, как продолжать веселье. |