- А кто этот толстяк с чашкой Кофе?
- Мсье Бальзак <Оноре де Бальзак (1799-1850) - французский писатель>. Он приходит только ради беседы. Он говорит, что столько выпивает кофе
и алкоголя, что у него развился иммунитет к воздействию Черного Дыма.
Краем глаза сквозь свет прожекторов я заметил, что Клови делает круговые движения рукой. Я истолковал их значение так, мол, он хочет, чтобы
Готье и я походили по кругу, чтобы камера могла следить за нами. Я взял Готье под руку и медленно повел через комнату.
- А кто эти двое вон там? - спросил я, потому что двое мужчин только что вошли и суровым взглядом смотрели на происходившее.
- Тот, что слева, конечно, Вагнер, ты можешь определить это по его небрежному галстуку. А другой - восходящий молодой поэт по фамилии
Рильке <Рихард Вагнер (1813-1873) - немецкий композитор-новатор. Райнер Мария Рильке (1875-1926) - австрийский поэт>. В подборе собравшихся тоже
проявляется "метод Клови". Рильке не мог встретиться, к примеру, с Бодлером, потому что родился после смерти поэта.>- Вагнер и Рильке подошли к
нам. Камера повернулась к ним.
- Алекс, ведь это ты под бородой, правда? - почти не шевеля губами, прошептал я Готье.
- Кто бы говорил, - ответил Готье. - Черт возьми, как поживаешь, Хоб?
- Я? Я прекрасно. Но, черт возьми, как ты? И, дьявол тебя побери, куда ты исчез?
- Позже поговорим, - сказал Алекс. - Откровенно, старина, я очень рад тебя видеть.
44. ДЕЛО ЗАКРЫТО; В ОДНОЙ РАКУШКЕ С АЛЕКСОМ
Вскоре Клови закончил съемку. Внизу в зале приемов устраивалась вечеринка для съемочной группы, это один из автографов Клови. Я снял
костюм, избавился от грима и спустился вниз, постепенно теряя привилегии, какие были у Шарля Бодлера. Но я напомнил себе, что совсем не так
ужасно быть добрым старым Хобом Драконианом, особенно когда он на грани завершения дела.
Я ждал, что Алекс бросит меня и снова улизнет. В конце концов, это было бы в духе того, что уже случилось. Но вышло совсем по-другому. Он
разыскал меня в зале приемов, предложил удрать, где-нибудь выпить и поговорить. Мы ушли с вечеринки и взяли такси. Алекс знал студенческую
забегаловку недалеко от Пантеона, и мы пошли туда. Не помню, как она называлась. По-моему, "Позолоченная ракушка", потому что все в Париже если
не золотое, то, по крайней мере, позолоченное.
Там на маленькой, залитой светом площадке очень медленно танцевали пары под звуки барабана, электрогитары и коктейльной палочки. Они
танцевали слишком медленно. Должны были так танцевать, контролируя свои движения. Старая игра с силой воли. Мы уже видели такое и раньше.
Танцующие носили туалеты, показанные в этом году в салонах моды, и, наверно, имели какое-то отношение к моде в творчестве Клови. Почему кого-то
могут интересовать нелепые идеи Клови насчет туфель Бодлера? Меня раздражала его зацикленность на важности этого символа. Кто, по его мнению, он
такой? Нелепый позер, похлопывающий по спине дух времени и проповедующий с несуществующей кафедры.
Оркестр был именно такой, какой и можно ожидать в подобном претенциозном месте. Мандолина и деревянная флейта играли народные песни
Бретани. Мы заказали кувшин горького бельгийского пива и блюдо мидий в пряном соусе и начали разговор.
Алекс не очень изменился за те десять лет, что я не видел его. |