Сталин налил в бокал вина, чокнулся с летчиками, все выпили.
Сталин поставил бокал на стол.
- Еще будут какие-нибудь просьбы?
- Товарищ Сталин, - Чкалов смело глядел ему в глаза. - От имени всего
летного состава... Сейчас будет выступать Леонид Утесов... От имени всего
летного состава... Просим... Разрешите Утесову спеть "С Одесского
тоичмана".
- Что за песня? - спросил Сталин, хотя знал эту песню. Ее дома напевал
Васька, и ОН был недоволен: сын поет воровские песни.
- Замечательная песня, товарищ Сталин. Слова, товарищ Сталин, может
быть, и тюремные, блатные, но мелодия боевая, товарищ Сталин, строевая
мелодия.
- Хорошо, - согласился Сталин, - пусть споет, послушаем.
В артистической комнате, где толпились, ожидая своего выхода, артисты
(те, кто уже выступил, сидели в соседнем зале за специально накрытыми для
них столами), появился военный с тремя ромбами на петличках гимнастерки,
отозвал в сторону Утесова, строго спросил:
- Что собираетесь петь, товарищ Утесов?
Утесов назвал репертуар.
- Споете "С Одесского кичмана", - приказал военный.
- Нет, нет, - испугался Утесов, - мне запретили ее петь.
- Кто запретил?
- Товарищ Млечин. Начальник реперткома.
- Положил я на вашего реперткома. Будете петь "С Одесского кичмана".
- Но товарищ Млечин...
Военный выпучил на него глаза:
- Вам ясно сказано, гражданин Вайсбейн?! - И злобным шепотом добавил: -
Указание товарища Сталина.
И первым номером Леонид Утесов под аккомпанемент своего теа-джаза спел
"С Одесского кичмана"...
С Одесского кичмана бежали два уркана,
бежали два уркана да на во-олю...
В Абнярской малине они остановились,
они остановились отдыхнуть.
Пел лихо, окрыленный указанием товарища Сталина, сознавая, что с этой
минуты никакой репертком ему не страшен, он будет петь и "Кичмана", и "Гоп
со смыком", и "Мурку", и другие запрещенные песни.
И оркестр играл с увлечением. Ударник выделывал чудеса на своих
барабанах и тарелках, саксофонисты и трубачи показали себя виртуозами.
Заключительный аккорд, оркестр оборвал игру на той же бравурной ноте, на
какой и начал.
Никто не понимал, в чем дело. На _таком_ приеме, в присутствии товарища
Сталина Утесов осмелился спеть блатную песню. Что это значит?!
Идеологическая диверсия?! Не то что хлопать, пошевелиться все боялись.
Даже Чкалов, Байдуков и Беляков притихли, не зная, как отреагирует товарищ
Сталин. Растерянные оркестранты опустили трубы, бледный Утесов стоял,
держась за край рояля, обескураженный мертвой тишиной, и с ужасом думал,
не провокация ли это, не сыграл ли с ним военный злую шутку, пойди докажи,
что ему приказали, он даже не знает, кто этот военный, не знает его
фамилию, помнит только три его ромба.
И вдруг раздались тихие хлопки - хлопал сам товарищ Сталин. И зал бурно
подхватил его аплодисменты. |