Но Сольц на съезде
не присутствовал, болел. Ехать же домой к больному человеку Марк
Александрович счел неудобным, а после разговора с Березиным и ненужным.
15
В то самое время, когда москвичи шли через освещенную прожекторами
Красную площадь, приветствуя стоявшего на мавзолее Сталина, в Бутырской
тюрьме наступил час ужина. В коридоре тихо зашаркали валенками,
послышались шорохи, лязг замка, удар ложкой о железную миску, звук
наливаемого в кружку кипятка. Отодвинулась круглая задвижка замка,
возникла на мгновение точка света и тут же исчезла, заслоненная головой
надзирателя - он осмотрел камеру, потом опустил задвижку, открыл окошко.
- Ужин!
Саша протянул миску. Раздатчик, из уголовных, положил в нее ложку каши,
зачерпнув ее из кастрюли, которую обеими руками держал его помощник, тоже
уголовный, налил в кружку кипяток из чайника. Надзиратель следил, чтобы
Саша ничего не передал раздатчику, чтобы раздатчики не смотрели на Сашу.
В этом коридоре сидели политические. Они так же подходили к окошку,
протягивали миску и кружку, получали кашу и кипяток.
Кто они, эти люди? За три недели кроме раздатчиков Саше удалось увидеть
только двух заключенных. Парикмахер, тщедушный старичок с низким лбом,
острым подбородком и безжалостными глазами убийцы. Брил он тупой бритвой.
Саша больше к нему не пошел, решил отпускать бороду. Второй - молодой
уголовник с мучнистым бабьим лицом. Он убирал коридор и, когда вели Сашу,
стал лицом к стене - не имел права ни смотреть на проходящего
заключенного, ни показывать ему своего лица. И все же Саша чувствовал на
себе его косой, любопытный, даже веселый взгляд.
Когда Сашу выводили на прогулку или в уборную, все камеры казались
мертвыми. Но в первый вечер после ужина Саша услышал осторожный стук в
правую стену - быстрые мелкие удары, короткие паузы и шуршание, точно по
стене чем-то водили. Потом все стихло - сосед ждал ответа. Саша не
ответил, не умел перестукиваться.
На следующий день, опять после ужина, стук повторился.
Давая соседу знать, что он его слышат, Саша несколько раз стукнул в
стену согнутым пальцем. Так он делай теперь каждый вечер. Но, что
выстукивал сосед, разобрать не мог, хотя и улавливал в этих звуках
закономерность; несколько ударов, короткая пауза, опять удары и, наконец,
шуршание. И хотя Саша не понимал, что хотел сказать сосед, его волновало
это осторожное постукивание, полное упорной тюремной надежды.
Слева Саше не стучали и на его стук не ответили.
Саша доел кашу, облизал ложку, размешал ею в кружке заварку и сахар,
выпил холодный чай, встал, прошелся по камере: шесть шагов от стены до
двери, столько же от угла до угла. Хотя это и противоречило законам
геометрии - гипотенуза длиннее катета, по разница настолько незначительна,
что была незаметна. |