– А это удобно? – спрашивала она его в третий раз, когда он открывал ключом дверь в квартиру.

– Я ж тебе говорю, у меня нет никого. Мама до десяти в библиотеке. Раз уж мы рядом оказались... А мне сегодня в больницу не надо.

В комнате было чисто. Мама перед уходом всегда убирала. Все шкафы в комнате были заполнены книгами. Альбина с интересом огляделась. И с удивлением поняла, что зеркала нигде не видно. А она так любила на себя смотреть в чужие зеркала. В каждом она выглядела как-то иначе. По-новому. Но всегда была хороша.

Женька выдал ей мамины тапки, и в душе у него на мгновение возникло смятение. Не кощунство ли это? Он, вообще, почему-то занервничал. И стал озираться по сторонам, пытаясь представить, как выглядит его дом в ее глазах. И ему понравилось. Он остался стоять, прислонившись спиной к стене, и наблюдал за ее продвижениями по комнате.

Она пошла медленно, как в музее, разглядывая корешки книг и рассматривая вереницу Флориных любимых слоников. И остановилась возле маленькой палехской шкатулки. Повертела в руках. Поднесла почти к самым глазам, разглядывая мелкий рисунок. Поставила на место.

– Чего у тебя интересненького есть? Показывай.

– А ты открой. Может, тебе интересно будет. Там всякие старинные штучки. Мамины.

– А можно? – спросила она. И видно было, что ей это гораздо интересней, чем полки с книгами.

– Говорю же,– кивнул он головой.

– Ух ты! – сказала она с придыханием, вынимая из шкатулки серебряный перстень с камнем.– Красота-то какая! А откуда это у твоей мамы. Фамильное?

– Нет, не совсем. Мама рассказывала: вроде бы бабкина подруга какая-то шкатулку эту здесь хранила. Меня еще не было. У нее соседи воровали. Она из комнаты выйдет куда-нибудь, а соседи сразу к ней лезли. А может быть, ей казалось. Она старенькая уже была. Так свои ценности бабке моей на хранение принесла. Они, кажется, в эвакуации познакомились. А она одинокая была. Умерла, а шкатулка ее здесь и осталась. Мои и узнали, что в ней лежит, только после того, как она умерла, та женщина.

– Камень какой красивый! Никогда такого не видела. А почему твоя мама не носит?

– Она раньше все время носила. Я ее с детства с этим кольцом помню. А потом оно тесновато стало. От возраста.

Альбина повертела кольцо, посмотрела камень на просвет, надела себе на палец и вытянула руку, чтобы посмотреть со стороны. Белоснежной руке ее гранатовый перстень очень шел.

– Красиво? – Она обернулась к Женьке.– Мне идет?

– Камень на твой глаз похож. Темный.– Он хотел сказать «твои глаза», но это показалось ему слишком высокопарным. Она повертела-повертела рукой с кольцом, сняла его и аккуратно положила на место.

– А что еще в этой шкатулке было?

– Такого – ничего. Брошка какая-то. Я не помню – куда-то делась. Еще какая-то ерунда.

– Чаю давай попьем? – сказала она, перемещая зону исследования в район его письменного стола.

– Я сейчас. Тогда воду поставлю.– Невский толкнул спиной дверь и вышел.

Альбина оглядела широкий стол. На Женькиных тетрадках лежала раскрытая книга. «Особенности тактильной чувствительности». Медицинская литература. Она удивленно качнула головой. Сама она, готовясь в медицинский, таких книг не читала. А рядом, в подшитой перепечатке, лежали «Пророчества» Нострадамуса.

Он зашел в комнату бесшумно. И сказал ей:

– Смотри.

– Вот это да! – Она восторженно смотрела на него в белом халате и санитарском колпаке.

– Врача вызывали?

– Вызывали, вызывали...– подыграла она.– Садитесь.

– На что жалуетесь, больная? – Он сел к столу.