— Спускайтесь! — крикнул он. — Спускайтесь, а то нам перережут путь.
Но, когда несчастные женщины через силу поднялись на ноги, Мак-Наббс остановил их.
— Это излишне, Гленарван, — сказал он, — взгляните.
И действительно, в поведении туземцев произошло какое-то непонятное изменение. Погоня внезапно прекратилась у подножия горы, словно ее прекратило чье-то властное приказание. Дикари вдруг хлынули вспять, словно морские волны, разбившиеся о непреодолимый утес.
Все эти жаждавшие крови дикари, столпившись у подошвы горы, вопили, жестикулировали, размахивали ружьями и топорами, но не продвигались вперед ни на шаг. Их собаки неистово лаяли, остановившись, как и дикари, словно вкопанные.
Что же произошло? Какая неведомая сила удерживала туземцев? Беглецы глядели, ничего не понимая, трепеща, как бы племя Кай-Куму не сбросило с себя столь внезапно сковавших его чар.
Вдруг у Джона Манглса вырвался крик, заставивший товарищей оглянуться. Он указывал рукой на маленькую крепость, высившуюся на самой верхушке горы.
— Могила вождя Кара-Тете! — воскликнул Роберт.
— Так ли это, Роберт? — спросил Гленарван.
— Да, сэр, это действительно его могила, я узнаю ее...
Мальчик не ошибался. Футах в пятидесяти над ними у края вершины высился свежевыкрашенный частокол, и Гленарван узнал могилу новозеландского вождя. Счастливый случай привел беглецов на вершину Маунганаму.
Лорд Гленарван и его спутники, вскарабкавшись по последним уступам, поднялись к самой могиле вождя. Широкий вход в ограду был завешен циновками. Гленарван хотел было войти, но вдруг быстро подался назад.
— Там дикарь, — проговорил он.
— Дикарь у этой могилы? — спросил майор.
— Да, Мак-Наббс.
— Ну что же! Войдем.
Гленарван, майор, Роберт и Джон Манглс проникли за ограду. Там находился маориец в длинном плаще из формиума. Тень от ограды мешала разглядеть черты его лица. Он сидел спокойно и невозмутимо завтракал...
Гленарван хотел уже заговорить с ним, как туземец на чистейшем английском языке любезно сказал:
— Садитесь, мой дорогой лорд! Завтрак ждет вас.
То был Паганель. Услышав его голос, все бросились к милейшему географу обнимать его. Паганель нашелся! Для беглецов он олицетворял спасение. Каждому не терпелось расспросить его, каждый хотел узнать, каким образом и почему оказался он на вершине Маунганаму, но Гленарван одним словом пресек это несвоевременное любопытство.
— Дикари! — сказал он.
— Дикари! — повторил, пожимая плечами, Паганель. — Вот личности, которых я от души презираю.
— Но разве они не могут...
— Они-то! Эти болваны? Идемте посмотрим на них.
Все последовали за Паганелем. Новозеландцы находились на том же месте, у подошвы горы, издавая ужасающие вопли.
— Кричите! Завывайте! Старайтесь, дурачье, — сказал Паганель. — Попробуйте-ка, взберитесь на эту гору!
— А почему они не могут взобраться на нее? — спросил Гленарван.
— Да потому, что на ней похоронен их вождь, потому что на эту гору наложено табу!
— Табу?
— Да, друзья мои! И потому я забрался сюда, как в одно из тех убежищ, в которых в средние века несчастные находили себе безопасный приют.
Действительно, эта гора находилась под запретом и стала недоступной для суеверных дикарей.
Это не было для беглецов окончательным спасением, но во всяком случае благодетельной передышкой, которую следовало использовать. |