Голова Гудрун погребена в развилке чужого полового шланга, на изгибе потока известий, который ненадолго пресекался из-за помех, а теперь снова течёт, мои дамы и господа. Теперь мы снова скажем вам, что вы сделали, хоть вы, как и каждый день, не хотите это слышать от нас. Бото и его маленькие друзья тоже этого не хотят! Давайте лучше примолкнем, как он нам сказал! Студия известий битком набита духоносными учёными, в этой студии мы можем быть услышаны вот этим красивым одиноким чужеземцем. Как-никак, мы-то живём у себя дома много лучше, да, дома лучше всего. Теперь стартер запущен, нашим жертвам будет придан вид, на то и карнавал, широкий смех раскатами разносится по долинам, когда гильдия подшучивает над политиками и тем самым выступает заодно с этим бурьяном. Люди натянуты, как тетива лука, поскольку над нашим начальством можно посмеяться только раз в году, во время Виллахского карнавала. В двадцать три часа тридцать минут с этим будет покончено. Потом они снова будут смеяться над нами. Молодой умерший тычет голову Гудрун между своими ляжками, клочьями слезает кожа с ушей Гудрун, и не от безумной любви, а от безумства этот заново оживший бросает её ртом на свой заново восставший член, который он отнял у Эдгара Гштранца, как я вижу. Теперь в ход пойдёт последний огурец. Это надо видеть! Слышать и говорить — два сапога пара, я ведь и сама всё знаю только понаслышке да изустно. Но можно и увидеть то, что видимо, тут никто не потерпит никакого принуждения. И если у кого появится идея, он может её не реализовать, поскольку наши телевизионные титаны имеют жуткое количество родни, которая хочет видеть реализованными главным образом свои идеи, прежде чем очередь дойдёт до нас с вами.

Мёртвые ищут общества, но не обязательно нашего. Несмотря на это, как неудобно, тело Гудрун надули, связали, и маленькая резиновая манжетка, её резиновый рот, на который небрежно накручены нити судьбы, вручён молодому усопшему в личное пользование. И ещё много тел, по кусочкам, были доставлены к этой премьере, да, и Эдгар тоже предлагается, рты хавают, аппетит приходит во время еды, и столы потягиваются, добрый вечер. Свет исчезает, становится холодно, благо знакомо только общему благоденствию, а добро — только доброму дню. В ход пущены все средства, все они хороши, разные соусы взяты у всех на глазах и розданы. Пластиковые карточки суются в щели телефонов и обесцениваются — из-за одних лишь разговоров! Партнёры населяют нас и гладят шерстью против нас. А нам того и надо. Все что-то знают и говорят это, где только могут. Что только не рвётся очутиться перед камерой, чтобы стать видимым сразу повсюду! Любое голое видение с первого же раза становится пригодным, поскольку бесконечные процессии выламываются из войлока нашего пола и длинными цепями, накидывая воздушные петли, из которых они связаны, с рёвом, шумом и хлопками тянутся по экрану, который вообще сделал их возможными.

Мёртвые куда-то запропастились, нет, стоп, они теперь у нас, неважно, кому их не хватало. Мы здесь, а всегда были там. Тени нашли понимание со стороны спорного модератора и затем угодили на его банковский счёт, наши долги они не умножили.