|
Уже исчезают под топором и плугом лесные дебри. Все, кто добились в жизни хоть какого-то успеха, переселяются в города, где все, что ни возьми, сделано руками людей, где даже крохотному бесенку не найти укромной щелочки. Пройдут годы, десятилетия, и мореплаватели будут бороздить океаны, руководствуясь показаниями компаса и астролябии. С помощью этих приборов они будут уверенно водить корабли, не так как сейчас, когда моряки полагаются лишь на знание береговой линии и течений, полет птиц в небе да свой опыт. Когда-нибудь корабли обойдут возруг Земли, и колокольни христианских церквей будут воздвигнуты над последними заповедными уголками, где еще найдет себе прибежище Волшебный мир. Потому что, как вы, наверное, знаете, Земля имеет форму шара определенных размеров. Даже движение светил мы можем рассчитывать с большей точностью, чем это было под силу древним мудрецам. Ученые с помощью математических вычислений и формул постигают устройство мироздания, в их схемах нет места магии и колдовству. Взгляните. — Павел Шубич подошел к столу и взял в руки две тонкие линзы в проволочной оправе. — Это приспособление недавно изобрели в Италии.
Когда мне о нем рассказали, я послал туда нарочного, чтобы он мне его привез. С годами у меня стало слабеть зрение, вблизи я совсем ничего не вижу и до недавнего времени помог ни читать ни писать. Теперь надеваю эти стеклышки на нос — и будто двадцать лет с плеч долой. Вижу все четко и ясно, как в молодости. Бан протянул диковинную вещицу Ванимену, а сам продолжал: — Но все только начинается. Эти линзы — прообраз инструментов, с помощью которых люди обретут зрение более зоркое, чем у орла. Мои потомки устремят вооруженный приборами взгляд к небесные звездам и в глубины человеческого организма. Быть может, тогда по воле Господа настанет конец света, ибо люди не должны знать слишком многое о неисповедимых путях Господних. Но может быть, этого и не случится. Как бы то ни было, я уверен: со временем научное знание покончит с волшебством. Ванимен держал очки кончиками пальцев, словно от них исходил леденящий холод. — Итак, теперь вы имеете представление о том, что вас ждет. Вы должны либо смириться с такой судьбой, либо искать спасения в раю и благодарить Бога. Я не хочу оказывать на вас давление, но мне необходимо знать, что вы решите. Я должен знать это не позднее, чем через месяц, самое большее через два. Подумайте. Возвращайтесь в Скрадин и расскажите обо всем, что я сейчас говорил, вашим подданным. Посоветуйтесь, кроме того, и со священником. С тем, который ведает приходом в лесной задруге и пользуется особым уважением Ивана. Попросите, чтобы он за вас молился.
Отец Томислав опустился на колени. Он был один. Жестокий холод зимней ночи пронизывал до костей, колени старика стыли на каменном полу церкви. Над алтарем едва угадывались в полумраке очертания распятого Спасителя, слабо освещенного мерцающим огоньком свечи — Томислав зажег ее не перед распятием, а перед образом святого, во имя которого была воздвигнута церковь. — Святой Андрей, — заговорил священник, подняв глаза к резной деревянной статуе святого, и голос старика был таким же слабым и робким, как огонек свечи. — Ты был рыбаком, когда Господь наш Иисус Христос призвал тебя последовать за Ним. И ты покинул озеро. Тосковал ли ты по родным просторам? Хотел ли — хоть изредка — вернуться на берег? Снова увидеть волны, вдохнуть свежий ветер, услышать крики чаек над водой? Ты понимаешь, что я хочу сказать. Ты не сожалел обо всем, что тебе пришлось покинуть ради служения Спасителю, конечно, нет. Но ведь ты иногда вспоминал свою прежнюю жизнь? Я и сам тоскую по гавани Задара, по ее блещущим водам, вспоминаю, как плавал на лодке — какой простор, какая свежая вольная сила!.. Я тогда не знал моря, новичком был, «пресноводным моряком». Ты, святой Андрей, должен понять, каково им сейчас. |
