Нараспев с восхищением она произнесла:

— Ты показал, что мудрость важнее силы надсмотрщиков.

«А твое внимание для меня еще важнее», — подумал он, но вслух ответил:

— Да воздастся тебе за твое добро!

Улыбнувшись, она сказала:

— Вчера все видели, как ты вел жителей квартала, будто овец, — и попрощалась с ним, пожелав удачи.

Он вывел козочку на улицу. У каждого дома стадо пополнялось барашком или овечкой. Касем приветствовал встречных. Даже надсмотрщики, которые раньше пренебрегали им, отвечали ему. По дороге в пустыню он прогнал стадо вдоль стены Большого Дома и встретил солнце, восходившее над горой. Уже в этот ранний час ветер доносил его горячее дыхание. У подножия горы виднелись фигуры пастухов. Мимо в рваной одежде прошел мужчина, играющий на свирели. В чистое небо взмыли коршуны. Касем вдохнул свежий воздух. Казалось, в глубине этой горы ждут своего часа мечты и надежды. Касем просмотрел пустыню до самого края, на сердце у него стало совсем легко, и он пропел:

Он перевел взгляд от скалы Кадри и Хинд к тому месту, где были убиты Хумам и Рифаа, потом туда, где встретились аль-Габаляуи и Габаль. Здесь все — солнце, горы, пески, слава, любовь и смерть. Сердце трепещет любовью и терзается: что все это значит? Что скрывает прошлое, и что нас ждет в будущем? Почему кварталы враждуют друг с другом, а надсмотрщики проливают кровь? Почему предания в каждой кофейне рассказывают на свой лад?

Незадолго до полудня он погнал стадо к рынку аль-Мукаттам, зашел в хижину к Яхье и сел рядом с ним.

— Рассказывают, ты что-то совершил вчера? — громко спросил его старик.

Скрывая смущение, Касем отпил глоток чая.

— Тебе не следовало вмешиваться, когда они ссорятся. Пусть уничтожат друг друга.

Не поднимая глаз, Касем ответил:

— Ты и правда так думаешь?

— Избегай славы, не то вызовешь зависть у надсмотрщиков! — предостерег его Яхья.

— Разве таким, как я, надсмотрщики завидуют?

Старик вздохнул:

— Кто мог подумать, что Рифаа навлечет на себя их гнев?!

— Разве можно сравнивать великого Рифаа со мной? — удивился Касем.

Когда он собрался уходить, старик сказал ему на прощание:

— Не выбрасывай мой амулет!

Вечером, сидя в тени скалы Хинд, Касем услышал голос Сакины, которая звала козочку. Он вскочил, обошел скалу и увидел, как она гладит животное. Он улыбнулся ей. И она сказала своим грудным голосом:

— Я иду в аль-Даррасу. Решила срезать и пройти по пустыне.

— Но здесь очень жарко.

Она усмехнулась:

— Посижу недолго здесь в тени.

Они сели рядом там, где он оставил свой посох.

— Узнав вчера о твоем поступке, я подумала, что твоя мать наверняка молилась за тебя перед смертью, — сказала она.

— А ты не хочешь за меня помолиться? — улыбнулся он.

— Пусть невеста за тебя молится! — ответила она, пряча хитрые глаза.

— Да кто захочет стать невестой пастуха?!

— В жизни и не такое бывает. Сегодня тебя уважают не меньше надсмотрщика. А ведь ты не пролил и капли крови.

— Клянусь, твои слова — сладкий мед.

Она обратила на него потухший взгляд:

— Хочешь, подскажу тебе способ?

Его охватило волнение, и он ответил:

— Да!

Она с присущей ей простотой сказала:

— Попытай счастья! Посватайся к госпоже!

Он не поверил:

— Кого ты имеешь в виду, Сакина?

— Чего тут непонятного? В нашем квартале только одна госпожа.