— Стасик, почему ты не дал мне возможности посмотреть на твоего сына? Ты не хочешь, чтобы я видела его?

Подставив лицо под прохладные струи и дыша, наконец, полной грудью, он сказал ей вместо ответа:

— Доброе утро, Лулу. Как тебе спалось, малышка? Я не замучил тебя своим храпом? Извини, что я забыл предупредить тебя о своей самой вредной привычке. Надеюсь, что тебе не пришлось мучиться весь остаток ночи. — И уже после того, как Стос почистил зубы, он сказал — Лу, малышка, я со сна обычно похож на упыря. Особенно если не выспался. Генка пришел ко мне не один, а вместе со всеми своими друзьями, так что мне не очень хотелось портить им настроение с утра пораньше. У них и так была тяжелая ночь, ведь они музыканты ночного клуба и сегодня им приходится играть чуть ли не до самого утра, моя девочка.

Лулу, похоже, осталась довольна его ответом, раз сказала своему подопечному:

— Ну, тогда всё в порядке, Стасик. — После чего добавила весёлым голосом — С твоим храпом я сразу разобралась. Теперь он тебя уже не будет беспокоить, как и раковые клетки в лёгких. Я уже переместила их в другое место и закапсулировала, так что ты уже почти здоров, хотя из-за этого мне пришлось немного уменьшить объём твоих лёгких, но если ты не станешь вдыхать в себя вонючий дым, то всё будет в полном порядке, дорогой. А теперь, Стасик, наклонись вперед, широко открой рот и несколько раз покашляй, мне нужно освободить тебя от всей той грязи, что скопилась у тебя в лёгких.

Он так и сделал, но сначала снял со стены душ, сделал напор воды посильнее и только потом с силой кашлянул. От одного только вида того, что из него тотчас вылетело, ему чуть не сделалось дурно. Да, и запах у этой коричневой, с кровавыми струпьями, жижи, тоже был жуткий, чуть ли не трупный. Смыв отвратительное содержимое лёгких мощной струей воды, Стос был вынужден ещё раз почистить рот и тут же дал себе клятву немедленно бросить курить. Более того, он сделал это не мысленно, а вслух, сказав докторше, сидевшей в нём:

— Всё, Лулу, больше ни одной сигареты. Клянусь! Хватит с меня этого вонючего дегтя. Фу, гадость! Никогда бы не подумал, что мои лёгкие полны такой дряни.

Из душа он вышел радостный, розовощекий, весёлый и очень довольный тем, что был жив в это утро. Масть действительно попёрла, да, к тому же так бурно, что он просто удивлялся этой несусветной прухе. Заглянув, для начала, на кухню, он поздоровался с крепко сбитой, грудастой девицей в джинсах и чёрном топике с узенькими бретельками, туго обтягивающим её круглые, словно арбузики, упругие прелести. На плече этой девушки с короткой стрижкой и причёской "сегодня я спала в курятнике" красовалась зелёная голова кобры с открытой алой пастью и белыми зубами, пёстрым, сине-зелёно-красным кольцом дважды обвившей её сильное предплечье.

— Здравствуй, девочка. Ты ведь Ольхон, солистка этих обормотов? — Спросил он её и тут же быстро добавил — Сегодня ночью я с удовольствием прослушал вашу новую композицию, "Туман над Селенгой". Мне очень понравилось, у тебя невероятный, просто потрясающий голос, Оля, и бешенная энергетика, точь-в-точь, как у атомной электростанции.

Лулуаной тотчас заверещала в его ухе:

— Ой, Стасик, так это и есть та самая девушка, которая так чудесно пела под музыку Гены? Скажи ей, что её пение станет ещё лучше, если она будет постоянно использовать весь диапазон своего голоса.