— Вы молодо выглядите.

Существует метафизическая концепция — приверженцев её можно встретить и на Финё, и в остальной Дании, — согласно которой у декольтированных блондинок горячее сердце, но пустая голова. Сидящая передо мной женщина полностью опровергает эту теорию. Она холодна, как рефрижератор, но производит впечатление человека, способного обрабатывать информацию с огромной скоростью.

— Большинство из тех, кто до вас это говорил, — сообщаю ей я, — теперь заняли участки на самых разных кладбищах Дании.

Она хихикает, и тем не менее она для меня своего рода загадка, правда, непонятно какая — я всё ещё веду мяч в темноте.

— Андрик проводит вас, — говорит она.

Человек за моей спиной подошёл так тихо, что я не услышал его шагов. На нём тоже тога, и волосы его убраны так же, как на греческих статуях. Какого именно бога он собрался изображать, мне трудно сказать — когда проходили греческую мифологию я как раз по уважительной причине отсутствовал на уроках. Но если сексуальные маньяки-убийцы должны иметь бога-покровителя, то он бы вполне сгодился. У него сложение десятиборца, небесно-голубые глаза, и всем своим видом он напоминает одного из тех чрезвычайно опасных типов, которых иногда встречаешь на футбольном поле, — людей, по которым видно, что у них множество замечательных талантов, поставленных на службу злу.

Он открывает мне дверь, мы входим в помещение, которое лишает последней надежды, что этот дом каким-то образом может иметь отношение к старому Копенгагену — если, конечно, у вас была такая надежда. Площадь этого зала, по меньшей мере, двести квадратных метров, над головой у нас стеклянная крыша, через которую видно голубое небо, вокруг множество растений — как в большой оранжерее Ботанического сада в Орхусе.

Но это не Ботанический сад, потому что растения тут разгораживают зал на отсеки, в каждом отсеке стоит мраморная ванна, где лежат мужчины, им моют уши женщины, которые вполне могли бы быть — но скорее всего это не так — близнецами дамы-администратора. В центре зала стоит столик с охлаждающимся шампанским, нет времени выяснять, где тут безалкогольное, да мне вообще-то и не хочется пить. Есть здесь ещё нечто похожее на холодильник, с лампочками и датчиком влажности за стеклянной дверцей, за ней видны коробки с гаванскими сигарами, бьюсь об заклад, что на них такой же бант, что и на сигаре Рикарда.

Андрик открывает ещё одну дверь, она ведёт в мраморную раздевалку.

— Раздевайтесь здесь, — говорит он. — И идите дальше.

На скамейке лежит белое махровое полотенце величиной и толщиной с медвежью шкуру. Когда Андрик уходит, я накидываю полотенце на плечи и захожу в соседнюю комнату.

Здесь мрамор заканчивается. Но зато здесь всё золотое и красное, и два возвышения. На одном стоит большая двуспальная кровать, на другом — биде.

На маленьком столике кто-то оставил ещё дымящуюся чашку кофе, рядом с чашкой лежат очки и записная книжка в коричневом переплёте.

Я тихо подхожу к столику. Слышно, как в соседней комнате кто-то щёткой расчёсывает волосы. Открываю записную книжку на букву «Д», чтобы найти слово «Дом». У всех сейчас есть мобильные телефоны, никто больше не запоминает номер домашнего телефона, во всяком случае, у нас дома свой никто не помнит.

Очевидно, и Афина Паллада не помнит. Рядом со словом «Дом» я вижу восемь цифр, которые я записываю себе в мобильник — надеюсь, что разведывательное управление полиции не имеет доступа к списку моих контактов. Адреса нет. Я закрываю книжку. Не знаю, зачем я это сделал. Возможно, чтобы убедиться, что даже у богинь есть домашние телефоны.

Я сажусь на стул, на самый край сидения.

Входит Афина Паллада.

Думаю, что без каблуков она, по меньшей мере, 188 сантиметров ростом.