|
Только сейчас я заметил на коленях Влада ритуальный нож, серебристое блестящее лезвие которого было окровавлено. Запястье Стефана стягивала повязка, сквозь белую ткань которой проступало небольшое алое пятно. – Но ты опоздал, Аркадий, – все тем же мелодичным голосом продолжал Влад. – Ты сильно опоздал. Тебе нужно было прийти сюда в тот день, когда Стефан родился. А так нам пришлось очень долго ждать, чтобы разделить с тобою это мгновение семейного торжества. Он поднял чашу. Я вспомнил мессы своего детства, когда священник поднимал чашу с вином, провозглашая его "кровью Христовой". – Стефан, этим ритуалом я связываю тебя узами подчинения. Клянусь тебе: пока ты верно служишь мне, ни с тобой, ни с твоими близкими не случится никакой беды. Твоя кровь соединяется с моей кровью... Стефан продолжал глядеть на него все с тем же обожанием (не знаю, чем было затуманено сознание брата – вином или вампирскими чарами). Аркадий метнулся к трону с намерением выбить чашу из рук Влада, но путь ему преградила невысокая темноволосая женщина в крестьянской одежде, в высоко поднятой руке сжимавшая распятие. Аркадий отпрянул и громко крикнул: – Абрахам! Но я уже бросился к нему, подгоняемый любовью к Стефану и страхом за жизнь брата. Я несся изо всех сил, торопясь вклиниться между женщиной и Аркадием. Я без пояснений понял, какой помощи ждет от меня Аркадий: мне нужно было отвлечь внимание крестьянки на себя и освободить ему путь. По маминым записям и рассказам моего спутника я знал: вкусив крови Стефана, Влад подчинит его своей воле и будет знать все его мысли. Тогда уже никакие наши защитные меры ему не помогут. Увы, я не мог передвигаться с нечеловеческой быстротой Аркадия. Пока я добежал до женщины, Влад успел перевернуть чашу и выпить капли крови Стефана. И в ту же секунду в зале раздался душераздирающий крик моего брата. Корчась от боли, Стефан обхватил руками голову. Его разум стал подвластен Колосажателю. Может показаться, что я описываю последовательные события. Нет, все происходило почти одновременно. Крестьянка вскинула другую руку. В ней был зажат предмет, сделанный из дерева и блестящей стали. Он тоже обладал отвращающими свойствами, но иного рода. Прежде чем я успел сообразить и хоть что-то предпринять, женщина подняла револьвер и выстрелила. Пуля ударила мне в левое плечо и прошла навылет, задев дельтовидную мышцу. Мне повезло: инерция бега продолжала толкать меня вперед, к выстрелившей крестьянке, которая от сильной отдачи сама потеряла равновесие. Налетев на женщину, я сбил ее с ног, запачкав своей кровью ее белый фартук. Она упала, выронив револьвер и крест. Поднявшись на одно колено, я выхватил платок, смоченный эфиром. Не давая женщине сбросить меня или дотянуться до револьвера, я накрыл платком ее рот и нос. Другой рукой я придавил к полу ее запястье. Женщина извивалась. Свободной рукой она била меня по лицу и груди. Невзирая на рану, я крепко держал свою противницу. Но вот ее удары стали слабеть, а затем и вовсе прекратились. Когда я понял, что она потеряла сознание, сразу же убрал платок, иначе эта крестьянка могла уснуть навсегда. Только теперь я ощутил боль в плече и головокружение. Я опустился на пол возле возвышения и попытался собраться с мыслями. Платок я поспешил убрать обратно в карман, чтобы самому не нанюхаться паров эфира. В тот момент я не обратил внимания, что между Аркадием и Владом находились сразу три распятия: одно на полу (его выронила крестьянка), другое у меня на шее, а третье – у меня же в кармане. Повторяю: описание произошедшего занимает гораздо больше времени, чем сами события. |
