Необыкновенно ловкий, отличный актер и правая рука господина, Томек вышел на крыльцо, надевая сюртук, который перед тем снял нарочно, и зевал немилосердно.

Люис взошел на крыльцо.

— Кто у вас есть? — спросил он.

— Как, ваше сиятельство?

— Есть гости?

— Нет, все на охоте, ваше сиятельство. Пан тоже ездил вчера, но возвратился и спит. Не велел себя будить, потому что ужасно устал.

Приезжие переглянулись.

— А барон давно уехал? — спросил Люис.

— Какой барон, ваше сиятельство? — сказал Томек, представившись отлично, что не понимает.

— Галицийский барон.

— Право, не помню уже когда.

— А вчера был кто-нибудь?

— Вчера, ваше сиятельство? — переспросил Томек обдумывая… — Ах, да! Вчера был Шлиома, Мизурек, Ионаш Атлас и пан Гондоржевский.

— И больше никого?

— О ком же вам угодно узнать? — спросил Томек.

— Странно, чтоб у вас была такая пустыня!

— Конечно, ваше сиятельств, но пан эти дни все пишет.

Люис пожал плечами.

— Итак, пан спит. В котором же часу он встает?

— Разно бывает: иногда встает в три часа утра, а иной раз в полдень. У нашего пана, ваше сиятельство, уж такая натура.

— Или над нами насмехаются, или ничего нет. Не заговорит ли он за деньги? — сказал дю Валь по-французски.

Люис подумал, вынул рубль и подал Томеку, который с поклоном очень проворно спрятал его в карман.

— Говори правду, — шепнул Люис, — кто был здесь и не ночевал ли у вас… кто-нибудь из города или из соседства?

Томек сделал хитро-глуповатую мину, представился откровенным, подошел к графу и сказал тихим голосом:

— Как это вы все знаете, ваше сиятельство? Действительно, ночевал.

— Кто?

— Ионаш Атлас на фольварке, хотя пан действительно его выгнал; он, впрочем, очень рано выехал.

И Томек — с торжествующим видом посмотрел на Люиса, который, покручивая усы, сел на крыльце.

— Подожду, пока встанет пан.

— Позвольте, ваше сиятельство, — отозвался Томек, — я могу сделать так, что не стану будить его — а он проснется. — Пойду опрокину пару стульев возле спальни.

Люис начал смеяться, а Томек побежал и отдал в дверях отчет господину. Богунь тотчас же приказал подать себе халат и туфли, растрепал волосы, подобрал перед зеркалом заспанную мину, это его чрезвычайно тешило, и, проклиная Томека, медленно вышел на крыльцо. Здесь, увидев дю Валя и Люиса, он вскрикнул от удивления и начал приветствовать их с самым натуральным радушием. Но Люис был зол и молчалив.

Несколько раз он собирался начать серьезный разговор, но Богунь не давал и все обращал в шутку.

Подали кофе.

— Любезный кузен, — обратился наконец Люис, который не мог далее выдержать, — поговорим серьезно!

— В таком случае начинай и давай камертон. Или начинайте вы, милейший пан дю Валь.

— Без шуток, скажи мне: мы друзья или должны быть врагами?

— Врагами? Я, с тобой?

— Да! — воскликнул Люис. — Надобно объясниться раз навсегда.

— Так и объяснимся. В чем дело?

— Ты не догадываешься?

— Нет.

— Тебе известно наше положение. Старшие сестры, которые по воле отца и моей матери, должны были идти в монастырь…

— А! Я об этом не знал, — прервал Богунь.