— Нет, нет, это заблуждение!

— Грустно окончишь ты свое существование, — говорил Вальтер медленно, как бы имея намерение этими словами воскресить уснувшего и остывшего, — а между тем ты должен утешаться. Ты добился того, чего желал, имеешь состояние, происхождение скрыл…

Скальский вскочил, воскликнув:

— Об этом ни слова!

— Никому ни слова, но между нами…

— Между нами? Но кто же вы, доктор Вальтер?

— Доктор Вальтер.

— Не дьявол ли? — спросил Скальский.

— Дьявол.

Лицо аптекаря омрачилось; дрожа, он взял гостя за руку.

— Признайся мне, кто говорил тебе об этих разных делах? — спросил он.

— Один человек, ныне умерший, которого я знавал некогда.

— Он лгал! — промолвил Скальский с живостью. — Скальские родом из Сандомирского, обедневшая шляхта. Нет ничего удивительного; шляхта теперь сильно обеднела, но и поправляться пора — это всякому известно. Сына моего справедливо называли в Берлине: Herr Baron von Skalsky. Вальтер улыбнулся и, наклонившись к уху аптекаря, шепнул ему что-то… Тот вскочил, раскрыл в испуге глаза, вскрикнул, снова упал на диван, начал тяжело дышать.

— Успокойся, — сказал Вальтер, — никто ничего не знает, все перемерли, дети твои дворяне, у тебя есть недвижимое имение, а если в могилах спят те, которые умерли с голоду… о, им там лучше, нежели тебе!

Скальский не говорил ни слова, но не был в забытьи, а взор его искал в лице Вальтера какого-то сходства, воспоминания, которое ускользало…

— Тот умерший ваш приятель городил чепуху, — сказал он наконец.

— Очень может быть, — грустно отвечал Вальтер: — я ничего не знаю.

— И никто ничего не знает, а мне… мне хочется спать, — вздыхая, проговорил аптекарь.

— Пробудись от этой дремоты, иначе можешь так уснуть навеки, — отозвался доктор.

— Ну и хорошо, и будь уверен, что все кончено, — молил аптекарь, — деревня куплена, аптека ликвидирована, сын — барон, а дочь выйдет за доктора Вальтера, у которого миллионы.

— Как это за меня? — спросил доктор.

— А! — воскликнул Скальский, раскрывая широко глаза. — Так ты доктор Вальтер?

По-видимому, он снова утратил память и сознание.

— Пусть себе он на ней женится, — продолжал аптекарь медленно, как бы сквозь сон, — она девушка красивая, а он старик, долго не проживет, и запишет ей все состояние.

Вальтер улыбнулся. Аптекарь задремал снова.

Вдруг послышался шелест шелкового платья и поспешные шаги в соседней комнате, давая знать о прибытии панны Идалии, которая, едва успев возвратиться домой, узнала о посещении доктора и спешила на свою боевую позицию.

Ее удивило, что отец полудремал, а Вальтер сидел перед ним грустный, с выражением сострадания на лице.

— Отец вздремнул? — сказала она.

— Нет, он болен.

Панна Идалия сочла нужным выказать чувствительность сердца перед тем, кому предназначала его, состроила печальную физиономию и, посчитав грациозным коленопреклонение, медленно опустилась на колени между отцом и Вальтером.

Но, стоя на коленях, панна Идалия думала о том, как бы показать доктору в выгоднейшем свете белую шейку и круглые плечики, словно случайно приблизиться к нему, чтоб он ощутил ее дыхание и, может быть, прикоснулся к ее руке, в которой трепетала жизнь. Но Вальтер, который нисколько не отодвинулся, оставался хладнокровен.