|
Справедливый мир, в котором не правит Любовь, это ужасно. Никогда тот, кого любишь, не будет для тебя одним из миллиона. И никогда ты не захочешь, чтобы тот, кто тебя любит, относился к тебе по справедливости. Любовь выше справедливости и всего на свете. Мы, женщины, знаем это по праву рождения. — Люсинда вынуждена была прерваться, потому что разом загудели все машины (они уже минут пятнадцать торчали в пробке на Садовом).
Люсинда досадливо поморщилась, пережидая, а Геля подумала, что получилось даже торжественно. — Знала это и самая первая из женщин, Ева, — продолжала Фея, когда шум утих. — Но если главная наша сила — Любовь, то главная слабость — жгучее любопытство. Вот и Ева, не совладав с любопытством, сорвала Яблоко, и оно пустилось в странствия по свету. Началась земная жизнь, где доброе и злое, жизнь и смерть, радость и страдание переплетены в клубок, распутать который невозможно. Там, где оказывалось Райское Яблоко, царили свет, тепло, радость. Когда оно исчезало, воцарялись мрак, холод и ужас. Мир тоже похож на яблоко, но он огромен, а Райское Яблоко очень маленькое, оно не может быть повсюду. Кроме того, Райское Яблоко таит в себе страшную опасность. Поскольку оно такое красивое и похоже на самый прекрасный в мире алмаз, им хотят завладеть многие, ни перед чем не останавливаясь. Его вечно кто-то хочет распилить на кусочки, или огранить, или вставить в оправу. Эти попытки наносят Яблоку рану, ему больно. А когда Райскому Яблоку больно, Любовь превращается в свою противоположность… — Ненависть? — ахнула Геля. — Да. Шестьдесят четыре карата концентрированной ненависти — страшная разрушительная сила. Всякий раз, когда кто-нибудь покушается на цельность Яблока, в мире происходит катастрофа. Ведь войны случаются из-за того, что место, которое должна занимать любовь, занимает ненависть. Они с Феей немножко помолчали, потому что было грустно — словно холодная тень всеобщей ненависти могла дотянуться и до маленького красного автомобильчика. Наконец Геля сказала: — Теперь мне понятно. Про сны, которые вы… гхм… насылали. Только… Фея вопросительно подняла бровь. — Мне снились три сна: один — про Райский Сад, другой — как раз про войны и катастрофы. Но был еще и третий. Про какого-то человека, который рыл яму на холме. В пустыне. Скажите, — Геля помедлила, — кто этот человек?
Глава 7
— Тео Крестоносец, — ответила Люсинда. — Тео де Дорн! Пятый сын Арнульфа Дорна; отправляясь в крестовый поход, получил от отца кинжал. Сражался пехотинцем вместе со старшими братьями Петером и Клаусом в войске Гуго Вермандуа. Был посвящен в рыцари лотарингским герцогом Годфруа за бой близ Дорилеи… — девочка осеклась под насмешливым взглядом Феи. — Это все тоже из Интернета? — Да, — обреченно кивнула Геля, — статья из Википедии «Фандорины». Ее папа написал… У папы хобби: изучать историю рода Дорнов. Он нам в детстве часто эту историю рассказывал вместо сказок, — и грустно добавила: — Я почти всех известных Дорнов — Фандориных наизусть помню, могу нормального человека до смерти уморить… Извините. — Ничего, так даже лучше, — Люсинда вывернула руль и сделала неприличный жест в сторону толстого дядьки на «лексусе», который пытался их подрезать, — не придется много объяснять. — Как это «не придется»? — возмутилась Геля. — Я не понимаю, при чем тут Тео Крестоносец?! — А ты подумай. Геля стала вспоминать сон — пустыня, город (теперь понятно, что это Иерусалим), холм, синеглазый дядька в яме — и почти сразу догадалась: — Там в пыли что-то блестело. |
