|
Здесь, у порога, усевшись на каменную плиту вместо крыльца, он быстро обулся. Встал, лихорадочно облизывая губы и часто дыша. Медленно обошёл дом и взглянул на двухэтажный домик на улице напротив.
А если там ещё спят?
«Я подожду!» – сам себе пообещал маленький некромаг, не в силах стоять на месте.
Он добежал до дома, где жили его родители, его младшая сестра и бабушка. Немного посомневавшись, очутился во дворе. Огляделся и увидел скамейку – почти такую, какая стояла и напротив входной двери в Тёплую Нору. Подошёл и сел. Посмотрел на краешек скамьи. Улыбнулся. Эту игрушку он знал – она из гостиной для младших. Наверное, Фритрика вчера играла в Тёплой Норе, и ясельники уговорили её взять домой мягкую игрушку – котёнка, сшитого старшими девочками… Он посидел немного, болтая ногами (скамейка высокая) и разглядывая окна, выходящие во двор. С чего начнётся его новая жизнь? Как он скажет своим родителям, что вспомнил их? «Они большие, они сами придумают», – наконец решил он. И снова принялся ждать, когда в доме проснутся.
То ли задремал, то ли задумался… Негромкий скрип заставил вскинуться. В открытом дверном проёме стояла женщина, которую пока ещё трудно разглядеть – из за темноты, в которой она поневоле пряталась. Эден вскочил со скамьи и, приглядываясь, начал медленно подходить к крыльцу. Женщина неуверенно шагнула навстречу.
– Эден?
– Мама!
Сколько раз он представлял, пока жил в пригороде, как это будет происходить, и всегда видел только одно: он бежит к смутно видимой (потому что не помнил её!) женской фигуре, а она как протянет к нему руки и как подхватит!.. Но эта… быстро упала на колени – и он добежал до неё и обнял её за шею сам, трясясь от сильного необъяснимого чувства и прижимаясь к той, которую только что видел во сне! И сейчас она, не та, что во сне, а сегодняшняя, настоящая, плакала, целовала его и обнимала! А за её спиной, в той же пока темноте, послышались приближающиеся шаги – и маленький некромаг узнал эти твёрдые шаги – когда то из сна, но теперь въяве! Настоящие! И он одной рукой вцепился в плечо матери (а вдруг снова пропадёт?!), а другую умоляюще поднял к идущему на странные звуки:
– Папа! Я вернулся! Папа!
И отец обнял их обоих, и они, все трое, сквозь слёзы пытались что то сказать друг другу, а чуть в стороне, всё в той же утренней тени, стояла ещё одна женщина, старая, и плакала навзрыд, что бесконечные и безнадёжные поиски и ожидания наконец то закончены и что семья объединилась…
Мика добился своего. Но из нового похода к речному порту, на чёрный рынок, ничего не получилось. Книг не нашли, из металлолома больше никаких сокровищ, например, ценных станков, не выудили. Сплошное разочарование как для хапуги Мики, так и для книжников мечтателей Мирта и Колина. А когда доехали до штаба Чистильщиков, Микино возмущение выразилось в вопле:
– И даже Коннору подраться не удалось!
Вопль был абсолютно серьёзный, но Чистильщики нахохотались в своё удовольствие, а потом Рамон потыкал пальцем в свежую газету и заметил:
– А ведь девочку Морион искали в пригороде. Ещё несколько лет тому назад.
– Что? – изумилась Селена, машинально собравшись вытащить из его пальцев газету с уже известной ей статьёй, чтобы посмотреть на неё, но вовремя удержавшись от этого жеста: статью Карксли она чуть не наизусть выучила.
– Да, её уже искали. Кто же знал, что хозяева её переименуют в Топаз?
– Так что?.. – растерялся Мирт, вопросительно глядя на Селену. – Первыми ждём в деревню родственников Топаз?
Но первыми приехали в Тёплую Нору за Синарой.
Через день после этого разговора в штабе Чистильщиков, незадолго до обеда, в деревне запели хрустальные драконы Пригородной ограды. Так они пели, если в деревню пытался прорваться тот, кто заранее не предупреждал о своём приезде. |