Настроение было смутное, как после ссоры. Соня попробовала запеть песенку, но мама сурово велела ей перестать.
Соня забралась на сундук в кухне и примолкла. Три рубля… Ну и пусть бы не было этих рублей! Вон у Шуры никаких жильцов нет, и никто с ее отцом не ругается. Шура счастливая. Что она делает сейчас? Легла спать, наверное… Лежит в своей мягкой постельке под розовым одеялом, бабушка ей что-нибудь рассказывает, чтобы скорей заснула. А в квартире тихо, мирно, весело… И почему это у одних так, а у других по-другому?
Вода пришла
Все чаще и чаще стали говорить о том, что скоро в доме будет водопровод. Соня ждала этого чуда. Как же это случится? Отвернешь какой-то кран — и вдруг польется вода!
И вот однажды прибежала Лизка-Хрипатая, как всегда растрепанная, неумытая:
— Роют! Уже нашу улицу роют! А в ямах-то что!..
Она в страхе вытаращила глаза и закрыла рот обеими руками.
Соня так и замерла:
— А что в ямах?
— Че… ре… па…
— Какие черепа?
— Кости… Скелеты человеческие!
У Сони перехватило дух от ужаса. Но как только чуть отлегло, ее начало одолевать любопытство:
— А где? А какие?
— Пойдем посмотрим… — Лизка покосилась на Сонину маму, не слышит ли она, что Соню зовут за ворота.
Но Сонина мама сидела у окна, чинила белье и, о чем-то задумавшись, ничего не слышала.
Лизка и Соня незаметно скрылись.
Сначала они только выглядывали из ворот. По всей улице, до самого Уголка Дурова, чернели кучки свежевыкопанной земли. Рядом с черной землей что-то белело. Прохожие останавливались, глядели…
— Пойдем? — спросила Лизка.
Но Соня боялась.
Тут выскочил на улицу Ванюшка — Лук-Зеленый, весь взъерошенный, чумазый, с руками, черными от вара. Хозяина не было дома, и Ваня удрал из-за верстака.
— Айда, девчонки, черепа глядеть! — крикнул он.
И Соня решилась.
Над разрытой канавой толпились люди. Они молчали или переговаривались вполголоса. Пахло сыростью, землей, кладбищем. Соня крепко держала Лизку за руку: она боялась потеряться в толпе. Лук-Зеленый пролез вперед и протащил за собой девчонок. И тут Соня увидела то, чего страшилась больше всего на свете: прямо перед ней громоздилась куча человеческих черепов и костей.
Соня в ужасе попятилась. Поглядела вдаль — а там, по всей улице, лежали среди черно-рыжей земли такие же страшно белеющие груды…
— Пойдем, пойдем! — зашептала она Лизке и изо всех сил потянула ее за руку.
Девочки выбрались из толпы и припустились домой.
— Ой, мама, мама! — закричала Соня, вбегая в квартиру. — Ой, на улице покойники! Мертвецы!
— А ты зачем туда бегала? — сердито сказала мама. — Без вас нигде не обойдется?! Сиди дома и не смей никуда ходить!
— Это она что — кости смотреть бегала? — спросила из своей комнаты Анна Ивановна. — Ишь, нашли антирес! Я даже окно закрыла — ужасти пахнет как!
Соня не знала, куда ей деться. В куклы играть не хотелось. Во двор ходить мама не велела. Да и во дворе, если раскопать, значит, тоже покойники? Люди ходят по двору, бегают, играют, а у них под ногами — кости, скелеты, черепа… Ой!
Соня послонялась по квартире, посмотрела, как Анна Ивановна клеит свои листики, и отправилась навестить художника. Никита Гаврилович, больной, печальный, стоял перед мольбертом, будто нахохлившаяся птица.
Никита Гаврилович, больной, печальный, стоял перед мольбертом, будто нахохлившаяся птица. |