— У нас дома часто проходили турниры. Как давно это было! Неужели нам придется еще год тащиться через эти горы?

— Дорогая, этого не надо знать никому из пилигримов, в том числе и мне. Но когда мы возьмем Антиохию, скорее всего, настанет передышка.

Никогда еще Рожер не видел жену подавленной. Он удивился, но не стал доискиваться причины. Анну разозлило его безразличие.

— Ты не понял, — с несчастным видом ответила она. — Ты прошел через мирную Италию, провел зиму у родственников, а когда прибыл в Византию, договор с императором был уже подписан. А мы шли через Славонию осенью, когда горные реки разливаются. Горцы сбрасывали на нас огромные камни, мы мерзли и голодали, а лошади то и дело сбивали себе ноги. Когда мы достигли Византии, греки встретили нас как чужих, и нам пришлось выбирать между грабежом и смертью от голода. С тех пор как мы покинули Ломбардию, нам все время грозили смертельные враги, но тогда рядом был Жиль. А теперь паломников становится меньше и меньше, и каждый шаг уводит нас все дальше от Прованса.

Она заплакала, и Рожер не знал, как ее успокоить. Вдруг его осенило.

— Радость моя, сейчас эта страна враждебна нам, но вскоре все изменится. Когда пилигримы поселятся в здешних замках, тут будет вторая Франция. Турки боятся встретиться с нами лицом к лицу, а каменные стены этих городов сдержат их. Забудь свои страхи! Лучше посмотри, как наш нормандец выбил из седла этого толстого брабантца!

— Конечно, я ничего не боюсь — я ведь дочь барона! Просто мы слишком далеко от дома… — всхлипывая, говорила она. — Я расстроилась еще и из-за того, что мне сказала Алиса. Она говорит, ты считаешь меня язычницею, а замок отца — разбойничьим притоном. Но мы только защищались от врагов. И отлучение давно снято и с меня, и с моего отца. Бедный Жиль все уладил, когда я вышла за него замуж. И зачем тебе понадобилось тайком от меня разговаривать с камеристкой?

Рожер подавил раздражение: его жена умела в мгновение ока превращаться из испуганной девочки во взрослую даму, защищающую свое достоинство, и ему приходилось отвечать сразу обеим. Возможно, он был не прав. Ему пришлось улыбнуться и примирительно заговорить согласным тоном.

— Пожалуйста, дорогая, не думай, что я дурного мнения о твоей семье. Твой отец — честный человек, он отстаивал свои права, и я охотно признаю, что граф мог ошибаться. Ты добрая христианка, вот и госпожа Алиса сказала, что ты никогда не пропускала мессу. Я люблю и уважаю тебя. А смелостью ты превосходишь всех женщин, равных тебе по рождению. Ну же, перестань плакать и полюбуйся турниром!

Призыв к родовой гордости сделал свое дело. Она икнула и нерешительно улыбнулась.

— Милый, это путешествие совершенно измучило меня. Когда настал праздник, я вдруг ударилась в слезы! Наверное, эта старая дура Алиса неправильно поняла твои слова. Я уверена, что ты сумеешь меня защитить, и эти отважные рыцари — тоже. Жаль только, что их так мало. Похоже, наше войско тает. Теперь мы все помещаемся в одном лагере.

— Да, нас день ото дня становится меньше, — хмуро подтвердил Рожер. Он и сам это заметил. — Люди умирают от болезней, а кое-кто дезертирует, вроде моего Годрика, оставшегося в Никее. Ты знаешь, что я выступил в поход с двумя слугами и тремя лошадьми? Но не хватает и многих храбрых рыцарей. Однако не горюй — скоро и мы будем скакать по собственным землям!

Эта мысль утешила Анну как нельзя лучше. Разве можно быть несчастной, думая о своем лене? Через минуту она с увлечением обсуждала стати лошадей, участвовавших в турнире.

Рожер тяжело задумался. Анна была непоколебимо уверена в том, что святое паломничество — это всего лишь средство обеспечить землями нищих рыцарей Запада, но предпочитала не спорить с мужем, когда он начинал разглагольствовать об их долге перед восточными христианами.