|
Желудок Рожера переварил ужин, и юноша уныло подумал о том, что два дня придется отступать и сражаться с пустым брюхом. Наверняка штурм отменят; кто же решится на измену накануне подхода подмоги? Он попытался разглядеть белую стену цитадели, возвышавшуюся над южной стеной, но глаза были бессильны разглядеть что-то в темноте летней южной ночи. Город спал, и слышался лишь собачий лай, сначала дружный, а потом распадавшийся на отдельные голоса. Он так привык к этому собачьему хору за восемь месяцев… Вдруг с юго-востока донесся крик, и то был не заунывный фальцет неверных или гнусавый вопль греков, но глубокий, звонкий и громкий воинский клич Запада! Люди во дворе встрепенулись, и кто-то настежь распахнул калитку позади замка. На склоне холма загорелись факелы. Рожер принялся медленно спускаться по лестнице и присоединился к товарищам. Больше не нужно были следить за Мостовыми воротами. Скоро они будут колотить мечами в их деревянные створки. А сейчас люди выскакивали в узкую калитку, и в темноте у северного края моста постепенно вырисовывалась маленькая фигурка коня. Он услышал чей-то глубокий голос, нараспев читающий латинское благословение, и вспомнил слух о том, что сам епископ Пюиский возглавит эту атаку, потому что все графы и герцоги будут участвовать в штурме. Он занял свое место среди пеших рыцарей, стоявших лицом к всадникам. Их задачей было захватить надвратные башни, пока остальные будут штурмовать сами ворота. Наверное, он был здесь единственным, кто ни разу не принимал участия в захвате французских или итальянских городов и не знал, как за это взяться. Он наклонился, чтобы подтянуть ремни, стягивавшие штаны у голеней, но тут стоявший за ним человек рванулся вперед и чуть не повалил его. Тем временем в городе нарастал шум, и огни с каждой минутой приближались. А затем, перекрывая крики, прозвучал звонкий клич: «Deus vult!», и рыцари, повторяя его, ринулись в темноту.
Рожер ощупью шел вперед, держа над головой щит, и вскоре присоединился к толпе воинов, ломившихся в ворота и вызывавших на бой засевших наверху турок. Из бойниц летели стрелы и осколки камней, но у оборонявшихся уже не было времени кипятить воду, а сомкнутые над головами атакующих огромные западные щиты создавали для них надежный заслон… Когда ворота распахнулись, Рожер внезапно ослеп от яркого света, заливавшего сводчатый проход в стене. Громкий крик «Ville gagnee!» вырвался из глоток собравшихся у моста пилигримов — это значило, что штурм закончен и настала пора грабить. Рожер, прыгнув на темную лестницу левой привратной башни, услышал грохот копыт. Это епископ Пюиский вел всадников в город. Он первым стал подниматься по винтовой лестнице, которая, конечно, как назло, вилась направо, так что не прикрытый щитом бок оказывался под ударом. Лестница упиралась в запертую дверь, но следом уже поднимались другие паломники, возглавляемые каким-то слугой с топором в руках. Дверь выломали, и Рожер прыгнул внутрь. Он опустил меч, оказавшись в маленькой, квадратной, совершенно пустой комнате с точно такой же дверью напротив и лестницей, ведущей на крышу. Обороняющиеся успели бежать, но противоположная дверь запиралась изнутри, и враги не сумели закрыть замки. Рожер толкнул дверь и оказался на переходе крепостного вала. Вершина стены тонула в темноте, и он не решился двинуться по галерее, но в этот момент кто-то с факелом залез на крышу, и Рожер увидел, что стоит в пустом переходе, ведущем к запертой двери противоположной башни. Вскоре ее тоже взломали топором, за ней оказалась еще одна пустая комната, и тут до него дошло, что защитники стен бежали по крепостному валу и укрылись в цитадели, заперев за собой двери. Стены Антиохии были возведены весьма хитроумно. Толстые двери перекрывали доступ с вала в башни, внутри которых проходили лишь винтовые лестницы. Все было продумано с таким расчетом, чтобы атакующих, преодолевших внешнюю стену, можно было обварить кипятком из внутренних помещений и перестрелять с верхних ярусов башен. |
