Напевая себе под нос, Ника набрала пером чернил и написала еще три буквы. Две из них вышли вполне похожими на оригинал.
Присев, сестра взяла ее за плечи и заглянула в глаза.
— Ника, скоро я уйду и какое-то время меня не будет. Занимайся в мое отсутствие каждый день. Когда я вернусь, то проверю, как ты научилась писать а и б.
В убежище ворвался крик. Ника зарылась лицом в черные юбки сестры.
— Я не хочу, чтобы ты уходила.
Сестра усадила ее к себе на колени и, покачивая, прижала к себе.
— Это мой долг. Я иду в паломничество к усыпальнице Блаженной Ларины.
— Когда ты вернешься?
— Так скоро, как только смогу.
— Как же я буду учиться без тебя?
— Постепенно. Букву за буквой. — Она провела пальцем по длинной строчке. — Сначала выучишь эту, потом другую, потом следующую. Главное, не торопись. Когда я вернусь, то научу тебя составлять слова. — Сестра взглянула на маленькую девочку, сидящую у нее на коленях. — И не надо бояться. Ну-ка, вспомни, что сказал святой Бернард?
Доминика шмыгнула носом.
— «Каждым записанным словом мы наносим удар Дьяволу».
Сестра обняла ее.
— Правильно. Пока ты трудишься во славу Бога, Он будет защищать тебя.
Все те недели, пока сестры не было, занятия письмом защищали ее от страха. Она научилась терпению и выучила буквы а, б, в, г и д.
Она нарисовала эти пять букв на покрывале, под которым спала сестра. Много лет назад Господь уберег ее от смерти. Всю жизнь она посвятила труду во славу Его. Почему же Он бросил ее без защиты?
Господь помогает тем, кто верует.
Еще два дня, и они доберутся до усыпальницы.
Еще два дня, и она получит знамение.
Если получит.
Сердце ее неистово заколотилось, когда она с ужасом осознала, что усомнилась в Боге. Это все Гаррен. Это от него она заразилась неверием. Он человек, но оказался опаснее самого Дьявола. Отчаявшись после гибели семьи, он начал сеять повсюду семена сомнений, и одно из них проросло в ней.
Быть может, сестра умирает в наказание за ее малодушие.
Нет, Господь не может ее оставить. Это просто невозможно. Она получит свое знамение — ясное, четкое, недвусмысленное. Такое, которое перед всеми подтвердит ее веру и может быть даже спасет сестру.
Может быть даже вдохнет веру в Гаррена.
Она докажет и себе, и небу, что вера ее крепка и не требует материальных доказательств. Господь пошлет ей знак. Обязательно.
Надо лишь чуть-чуть Его подтолкнуть.
* * *
Следующим утром, шагая вдоль реки к побережью, Гаррен пытался думать о Ричарде, о дороге, о том, как он отблагодарит Уильяма, о том, как он дал слабину, разрешив Доминике оставить послание — о чем угодно, лишь бы не о своем признании. И не о том, что оно означало.
Вы мне небезразличны. Вот и все. Теперь Господь знает. Теперь Он отнимет ее, как отнял у Гаррена всех, кого тот любил.
Позади, заглушая пение птиц, пилигримы тянули песню.
Верь, и ты взлетишь как Ларина…
Как будто святая, умеющая летать, может помешать Ричарду — или ему самому — сотворить зло.
Свинцовая ракушка осуждающе качалась на посохе, пока он пытался мыслить логично и определиться с тем, как ему поступить.
Настоятельница была права. Ника не годилась для пострига. Но если он овладеет ею, то разрушит все ее мечты. А еще он получит награду и у него появятся деньги, чтобы вернуть долг Уильяму, если тот еще жив. Может, даже останется немного на то, чтобы начать жизнь с чистого листа.
Но вернуть долг Уильяму значило вознаградить его убийцу — и толкнуть Нику в его кровать.
Гаррен вожделел ее сам. Не только плотью и чреслами, ибо этот голод можно было утолить, но всем своим существом. |