Уильям оглянулся на пустую дорогу.

— А где мой брат?

Гаррен опустил голову.

— Он мертв.

На лице Уильяма промелькнуло нечто похожее на сожаление.

— Быстро же Церковь вершит свой суд.

— Господь оказался быстрее.

Уильям нахмурился.

— Похоже, друг мой, Господь дал нам повод о многом поведать друг другу.

— Господь дал тебе кое-что еще. — Гаррен открыл помятый реликварий и вытащил двумя пальцами самое маленькое перышко. — Птица оставила его в усыпальнице. — Он положил комочек пуха Уильяму на ладонь и завернул его пальцы, все еще покрытые сыпью, в кулак.

Уильям побледнел.

— Это…

Гаррен кивнул, потом осторожно закрыл створки реликвария, где осталось лежать последнее перо, и заправил его за ворот туники. Ударившись о свинцовую ракушку, коробочка весело звякнула.

— Пусть оно будет напоминанием о том, что иногда чудеса все-таки случаются.

Сжимая в кулаке перо, Уильям впервые обернулся к Доминике.

— Доминика, прости, что не поздоровался с тобой должным образом. Где сестра Мария? Уже в монастыре?

На глаза вдруг навернулись слезы. Может, и хорошо. Может, они скроют ее секреты.

— Сестра Мария упокоилась в земле недалеко от святилища.

Уильям коснулся кулаком лба, потом груди и плеч. Его взгляд затуманился скорбью.

— Она навсегда останется в памяти Редингтонов. Знаю, в монастыре тебе будет не хватать ее больше, чем кого бы то ни было. — Он испытующе посмотрел на нее.

— Вы правы, милорд, мне будет ее не хватать, — медленно проговорила она. Гаррен не сводил с нее взгляда, словно ее слова предназначались ему, а не Уильяму. — Но в монастырь я не вернусь.

У Гаррена перехватило дыхание.

— Но что ты будешь делать?

— Ты спас не только мою жизнь, но и мое призвание. — И мою душу, добавила она мысленно. — В Эксетере я познакомилась с одним писцом, которому нужен помощник. — Зрение этого славного человека с возрастом испортилось настолько, что буквы расплывались у него перед глазами. Она будет писать, пусть и не слово Божье.

— Это абсурд, — резко возразил Гаррен. — Я не позволю тебе жить в городе одной.

— Я буду не одна. Я буду жить в его семье. Ты же сам сказал, что Господь хочет, чтобы я продолжала писать.

— Я подразумевал — писать здесь, в Редингтонском монастыре.

— «Я подразумевал»? Значит, это не Господь гонит меня из твоей жизни, а ты сам?

— Все не так!

— Я сказала тебе об этом всего один раз, и ты сразу же за это ухватился.

— Но ведь я сломал твою жизнь, твою веру, я испортил все!

— Ты не ломал мне жизнь. Ты вернул меня к жизни. Так же, как лорда Уильяма.

— Я хотел все исправить.

— Не надо мне твоего раскаяния! Мне нужна твоя любовь! — крикнула она, и наступила тишина. Оцепенев, она закусила губу, а Уильям с Никколо отвернулись, притворившись глухими.

Гаррен не сводил с нее глаз.

— Я уже не тот, кем был, когда уходил из замка. Теперь я знаю: для того, чтобы иметь смелость действовать, нам нужна вера, такая же сильная, как сам Господь.

От этих слов — хоть они и не относились к ее будущему — внутри у нее потеплело.

Человек, в котором не было веры, держал ее за руку и не отпускал.

— Пойми меня. Ричард сказал правду. Мне действительно предложили деньги. Но когда я узнал тебя, то захотел … — Он запнулся.