Правда, она не была уверена, что сможет простить себя сама.
— Матушка Юлиана, пилигримы вернулись.
Как странно, подумала она, отталкиваясь от деревянной молитвенной скамьи и вставая. В голосе сестры Агнес почему-то не было ликования. Значит, не у нее одной сегодня тяжело на душе.
— Хорошо, сестра Агнес. Приведи ко мне сестру Марию. — С Доминикой она поговорит позже.
— Не могу.
— То есть как?
Сестра Агнес всхлипнула. По ее щекам потекли слезы.
— Сестра Мария умерла.
Мать Юлиана перекрестилась дрожащими пальцами.
— Как это произошло?
— Не знаю, матушка. С нею была Доминика.
Она вздохнула. Настало время встретиться со своими грехами лицом к лицу.
— Приведи ее ко мне.
С нею без приглашения явился наемник. Верно, чтобы забрать свою награду, которую он, вне всякого сомнения, заслужил. Мать Юлиана поняла это в ту же минуту, когда увидела их стоящими вместе в проеме двери. Можно было даже не спрашивать. Девочка превратилась в женщину, и это превращение усмирило ту неугомонную энергию, которая раньше пронизывала каждое ее движение.
Уже не девственница. Лорд Ричард будет доволен, подумала она с содроганием. Но то был только ее грех. Доминика не должна за него расплачиваться.
— Добро пожаловать домой, Доминика. — Она обняла ее точно маленькую девочку, которой та когда-то была. — Я знаю о сестре Марии. Мне очень жаль.
— Мать Юлиана, — встрял паломник, — мне надо сказать вам…
— Не сейчас, — ответила она, качая головой. — Моя овечка вернулась.
— Но Господь послал мне знамение…
— Несомненно о том, что Доминика должна вступить в орден.
На секунду он замер с раскрытым ртом. А потом улыбнулся.
— Именно так, мать Юлиана.
— Господь явил мне такое же знамение. — Странно, но хорошо, что наемник ее поддержал. Может быть, он даже не попросит денег. А с лордом Ричардом она как-нибудь разберется.
Она отодвинула Доминику на длину руки и окинула ее взглядом. Как же быть? Девушка вроде бы стала еще выше ростом. Хорошая ряса сестры Марии не придется ей впору, даже если надставить низ, а денег и времени на то, чтобы сшить новую, нет.
— На следующей неделе сестра Мария будет смотреть с небес, как ты приносишь обеты.
Девушка шагнула назад.
— Я не вступлю в орден.
— Но, дорогая моя, я больше не возражаю. — Настоятельница переплела руки на груди и просунула их в рукава. В синих глазах девушки, еще недавно таких пронзительных и непокорных, она разглядела новообретенное смирение. И, кажется, что-то еще. Или кого-то. Кого же?
— Ника, — заговорил наемник. — Ты же так этого хотела…
— Мне тоже было знамение, мать Юлиана. Но не то, которого я ждала.
Воистину пути Господни неисповедимы, подумала настоятельница, несколько устыдившись испытанного облегчения. Она опустилась в кресло и поманила девушку к себе.
— Присядь, дитя мое, и объясни, почему.
Доминика оглянулась на наемника.
— Как-нибудь потом. Может быть.
А тот, плотно сжав рот, взирал на нее как на Святой Грааль.
Так вот оно что. А она-то, похоже, и не подозревает.
— Но что ты будешь делать, дитя мое? Как ты будешь жить? — Не собирается же она вернуться к работе прислуги. Будет жаль, если в конце концов девушка достанется лорду Ричарду, хотя это, конечно, будет уже не ее проблемой. А может, ее возьмет к себе наемник. Не как жену, разумеется.
Доминика сложила руки в замок. |