|
Я многое рассказал ей о себе, о том, что мне говорила мать в день пожара, и как она предсказывала, что я буду скитальцем; на это Бланш со вздохом ответила: – И, однако, мастер Хьюберт, вы, кажется, плотно вросли в Лондон и в его плодородную почву. – Да, конечно, госпожа. Но это не моя родная почва; и вообще мы идем туда, куда, ведет нас судьба. – Судьба! О чем напоминает мне это слово? Ах, да: вашего мавра, который делает эти драгоценные вещицы. У него глаза, как глаза самой Судьбы; я боюсь его. – Это странно, госпожа, а впрочем, не так уж и странно, ибо в этом человеке действительно есть что то роковое. Он все время клянется, что я буду сопровождать его в какую то таинственную страну, где он родился и был принцем. Тут я рассказал ей историю Кари, которую она выслушала с широко раскрытыми от удивления глазами. – Значит, вы спасли и этого бедного скитальца, – сказала она, когда я кончил. – Несомненно, он вас очень любит. – Да, госпожа, может быть, даже слишком, если он ревнует меня, – хотя, видит Бог, я ничего для него не сделал, только вызволил его из беды на набережной. – Да, я заметила, как он следил за вами тогда, в лавке. И все таки это странно; я думала, что только женщины могут ревновать мужчин, и мужчины – женщин. Но тише! Кажется, над нами смеются из за того, что мы так по дружески беседуем. Я посмотрел по направлению ее взгляда и увидел, что Делеруа и обе его дамы, уже приняв свою долю вина, указывают на нас. И в самом деле, в наступившем вдруг молчании, какое по временам случается на пирах, я услышал, как одна из них сказала: – Смотрите, как бы ваша красивая белая голубка не выскользнула из ваших рук и не стала ворковать в чье то чужое ухо, лорд Делеруа! – и как он ответил: – О нет, я крепко ее держу! Да и кому нужна крылатая голубка, если ее перья украшают чью то чужую шапку? Пока я вдумывался в тайный смысл этих фраз, все встали из за стола, и леди Бланш ускользнула в боковую дверь, а за ней, как я заметил, поспешил Делеруа, явно разгоряченный и разгневанный. Много раз я посещал этот роскошный дом, казавшийся мне притоном для людей, которые, занимая даже самое высокое положение и пользуясь благосклонностью при дворе, проявляли ту же распущенность в жизни, какую позволяли себе в разговорах. Право же, я не святой, но мне они резко не нравились, особенно мужчины – с их надушенными волосами, задранными носками башмаков и яркими пестрыми нарядами. Не нравились они, кажется, и сэру Роберту Эйлису, который при всех своих недостатках был грубоватым рыцарем более старого толка и с честью сражался в войнах с Францией. И, однако, я замечал, что он беспомощен в их руках, вернее, в руках Делеруа, королевского фаворита и главы всей этой банды. Казалось, будто этот веселый молодой человек имеет какую то власть над старым воином, да и над его дочерью тоже, хотя я не мог понять ни сущности, ни источника этой власти. А теперь продолжу свой рассказ. В свое время документы были подписаны и вручены мне, и деньги было выплачены чистым золотом от моего имени, после чего пышная жизнь большого дома в Вестминстере стала еще роскошнее, но когда подошел срок уплаты процентов, я не получил ни гроша. Потом начались разговоры о том, чтобы я взамен этой суммы согласился принять некоторые из земельных участков. Предложил это сэр Роберт, и я согласился, потому что Бланш сказала мне, что это поможет ее отцу. И только когда этому делу дали ход, мои адвокаты обнаружили, что эти земли уже давно заложены, и их владелец не имеет права передавать их кому либо другому. Тогда между сэром Робертом и лордом Делеруа произошла яростная ссора, при которой я присутствовал. Осыпая своего кузена градом проклятий, сэр Роберт обвинил его в том, что во время его пребывания во Франции тот подделал его имя, на что Делеруа заявил, что он воспользовался именем сэра Роберта, имея на то законные полномочия. |
