Главным было отсутствие самой добычи. Серене-секе не только не дал зерна, но и покрыл позором штурмовавшие его тумены. От города отошли, но пробиться по топким берегам маленьких речек даже к Козелле-секе не удалось, пришлось остановиться и пережидать, пока хоть чуть подсохнет. Проклятая земля, где города не открывали ворот, мертвые багатуры вставали и снова шли в бой, а жители сжигали себя сами, только чтобы их труд не доставался ордынцам! Здесь даже сама природа вставала на их защиту, то морозы, то сугробы, то волки, то теперь разлившиеся реки… Было отчего злиться и мечтать поскорее уйти в степи. Но поскорее не получалось.

К Вятичу подошел Петруня и стал о чем-то спрашивать. Сотник пожал плечами, отправив парня ко мне. Вопрос меня удивил:

– Действительно ли то, что в горшках, горит в воде?

– Как тебе объяснить? Горит черная жидкость, но ее не надо поджигать, потому что когда намокает, то нагревается настолько, что загорается…

Не знаю, что там Петруня понял из моего сбивчивого объяснения, но вывод сделал неожиданный:

– Если кинуть в снег рядом с осадной машиной, загорится?

– Конечно, если разобьется, но до них не докинешь, далеко. Татары не дураки, оттащили машины от воды.

– А если подплыть?

– На лодке? Расстреляют, и замахнуться не успеешь.

– Нет, вплавь.

– Петруня, лед только что сошел.

– Не, это не страшно, можно жиром натереться. Я другого боюсь, надо как-то сделать, чтобы не намокло раньше времени.

Я категорически отказалась разговаривать на эту тему, Вятич тоже. Согласиться на авантюру означало поставить не просто под угрозу жизнь парня, но и подвергнуть его риску быть заживо сожженным. Пару дней он ходил чем-то озабоченный, потом снова подошел ко мне:

– Придумал.

– Что придумал?

– Вот как промаслил тряпицу, воду совсем не пропускает, хоть в ней вместо ведер носи!

– Ну и что?

– Я в нее горшок заверну, перевяжу хорошо и поплыву.

Неподалеку оказался Вятич, потому я заорала:

– Ты только на него посмотри! Собирается плыть и сжигать осадную машину!

Еще через день настырному парню удалось нас убедить.

– Ты, Никола, не бойся, меня и с камнем на шее не враз утопишь, я свое тонул, теперь, точно сухая деревяшка, выплываю.

Я не этого боялась, я боялась, что он намочит содержимое горшка и сгорит заживо, а еще того, что купаться в ледяной воде дольше пяти минут не полезно никому. Моржи и то подолгу в проруби не сидят.

И все-таки ночью мы помогли парню натереться внутренним бараньим салом, ради этого не пожалев последнего в городе барана. Горшок был старательно обернут промасленной тканью, перевязан сверху, правда, так, чтобы эти завязки легко было снять.

Я вздыхала, на парня холодно даже смотреть. Но вздыхай не вздыхай, а он готов и легко скользнул через калитку к реке и вниз в воду. Все совершенно бесшумно. Сколько потом ни вглядывалась со стены в ту сторону, ничего не увидела и не услышала. Потянулись томительные минуты ожидания. Особенно высовываться нельзя, чтобы не привлечь внимание татар к Петруне, но и просто сидеть тоже невозможно, кажется, еще минута и я бы от напряжения просто забегала по стене, причем вертикально. У меня была идея отвлечь татар где-то в другом месте, но ее отверг Вятич:

– Они сейчас как пуганые вороны, каждого куста боятся. Стоит забеспокоиться в одном месте, забегают все.