— О боже, неужели она опять об этом вспоминала?

— Да, какое-то время. Но кроме того, она рассказала Анне, что сегодня во второй половине дня собирается тащить свою младшенькую, которая так любит покрасоваться, на съемки в местной фотостудии, и спросила, не хочет ли Анна тоже пойти с Моголем.

— Что? С Моголем?

— Знаю, знаю. Я лично плохо себе представляю нашего малыша в изящной позе перед камерой, но, оказывается, на этот раз фирме нужны типичные маленькие мальчики — грязные, чумазые безобразники. Это для рекламы стирального порошка, где показана маленькая девочка, такая нарядненькая, в чистеньком праздничном платьице…

— Наташа!

— И тут прибегают мальчишки и тащат ее играть в футбол, а потом ее толкают в лужу, и она вся перемазывается.

— О-о, вот это Моголю в самый раз!

— Анна тоже так подумала. И он сам, кажется, оценил эту идею. Да за это еще и платят! Вот они и пошли. А теперь их все нет и нет.

— Наверное, Моголь слишком воодушевился и закидал Наташу грязью с ног до головы. Ее небось пришлось поливать из шланга и заново наряжать для каждого снимка, на это уходит бездна времени.

— А у нас тут пока бурчит в животе от голода. Пойти, что ли, пошарить на кухне, сварганить что-нибудь на ужин…

В папином голосе совсем не слышно энтузиазма. Теоретически он понимает концепцию Нового Мужчины, но по характеру и степени лени он самый что ни на есть старый мужчина.

— Я что-нибудь приготовлю, пап, — жизнерадостно предлагаю я, по-прежнему стремясь его задобрить, чтобы он хоть чуточку подвинул свой дурацкий «комендантский час».

Я развожу на кухне бурную деятельность, и в итоге мы садимся ужинать подгорелым омлетом и размокшей жареной картошкой.

— Замечательно! — восхищается папа, собрав всю силу воли. — Только, понимаешь, Элли, я начинаю всерьез беспокоиться за Анну с Моголем, от этого у меня как-то пропал аппетит.

Это, конечно, предлог, но только наполовину. Папа в самом деле начинает слегка дергаться.

— Ничего с ними не случится, пап. Наверное, съемки затянулись. Слушай, я позвоню опять Надин, спрошу, долго ли продолжаются такие штуки.

Я звоню Надин, но к телефону на этот раз подходит ее мама. Она не особенно радуется, услышав в трубке мой голос.

— Ах, это ты, Элли. Надеюсь, ты раскаиваешься в том, как вела себя в четверг. Бедные твои родители, они были в таком состоянии! И кроме того, мне очень не нравится, что ты втянула в обман мою Надин.

Она распинается в этом духе целую вечность. Я отодвигаю трубку подальше от уха и вздыхаю. Наконец, возникает маленькая пауза.

— Мне правда очень жаль, но я вообще-то хотела только спросить…

— Нет, сейчас Надин не может с тобой разговаривать, она ужинает. Вот ведь девчонки! Каждый день встречаетесь в школе и все равно без конца висите на телефоне. Что? Нет, Надин, вернись за стол немедленно! Что такое, Наташа, золотце мое?

— Вы с Наташей только что вернулись со съемок? — быстро встреваю я.

— Нет! Мы были дома уже в пять часов. Съемки прошли довольно быстро, хотя этим мы обязаны отнюдь не твоему братцу, который совсем одичал и никак не хотел вести себя нормально. В конце концов его даже не стали снимать.

— А где же тогда Анна и Моголь? — спрашиваю я.

— Вот уж не знаю!

— Разве они вернулись не с вами?

— Нет. Я предложила подвезти их, но Анна заговорила с каким-то незнакомым мужчиной, и они уехали с ним.

— Анна уехала с незнакомым мужчиной? — переспрашиваю я.

Папа мигом подскакивает к телефону.