— Элли-Слоник? — Из моей великанской головы вырывается мышиный писк.

— Ну да. Я только что был в отделе художественных товаров, на верхнем этаже, знаешь?

— Чтобы она да не знала! — откликается Магда. — Она там полжизни проводит.

— Нашей жизни, — уточняет Надин.

— И я, и я тоже, — подхватывает он. — В общем, я там покупал вот этот фломастер, хотел попробовать, а кто-то уже изрисовал весь лист, и там было твое имя — Элли — и такой славный слоник с задранным хоботом.

— А, понятно. Да, это я нарисовала. — Я снова уменьшаюсь до своего обычного размера.

— Так ты и сейчас рисовала слоников?

— Надеюсь, что нет, — говорит Магда. — По идее, она рисовала меня.

— И меня, — встревает Надин. — И еще тебя!

— Меня? — Он моментально загорается любопытством.

— Помолчи, Надин, — говорю я.

— Да ладно уж, покажи. Вот, смотри. — Он раскрывает свой альбом. — Это ты.

С сильно бьющимся сердцем я вглядываюсь в рисунок. Никогда еще я не видела своего портрета, нарисованного кем-то другим. Правда, Моголь изображает меня в числе прочих, когда малюет цветными карандашами на тему «Моя семья», но там я имею вид двух кружочков с четырьмя палочками и дико торчащими волосами, так что его портреты не очень-то лестные.

А этот мальчик нарисовал меня… просто удивительно. Он великолепно рисует. У него точно такой же фломастер, как у меня, но какие свободные, стильные линии! Он явно увлекается графикой Обри Бердслея. Так же уверенно размещает фигуру в центре листа, очертив ее смелыми контурами, и невероятно подробно выписывает детали — волосы, черты лица, даже фактуру свитера. Мои волосы, мое лицо, мой свитер (точнее, позаимствованный у Моголя). Он нарисовал меня такой, какой я хотела бы быть: умной, сосредоточенной. Я рисую в альбоме. Рисую его. А нарисованный он тоже рисует мой миниатюрный портрет.

— Классно! — восхищается Надин. — Смотри, он нарисовал, как ты рисуешь, как он рисует тебя, а ты нарисовала, как он рисует, как ты рисуешь его.

— По-моему, ты заговариваешься, Надин, — замечает Магда. — Давай, Элли, покажи ему.

Она выхватывает у меня альбом и показывает парню нарисованный мною портрет его самого. Тот смеется в полном восторге.

— Замечательно!

— Ни капельки, совсем не так хорошо, как у тебя.

Мне становится досадно. На самом деле я не выскочка и нисколько не переживаю из-за того, что я не первая ученица и не блистаю успехами в спорте, но в одном я всегда была уверена — что я хорошо рисую. Лучше всех в классе.

— Ты в каком классе? — спрашиваю я.

— В одиннадцатом.

На душе у меня полегчало. Может быть, через два года я тоже буду так рисовать. Может быть.

— А ты в каком, Элли?

— В девятом. Мы все в девятом.

Надин переглядывается с Магдой, и обе они раздраженно вздыхают — зачем я их выдала? Наверное, они вполне могли бы сойти за десятиклассниц. Может, даже старше. Но я со своим маленьким ростом и пухлыми щеками, да еще с ямочками, легко могу показаться малявкой лет одиннадцати-двенадцати. Если только не учитывать грудь. Я ерзаю на стуле. Нет, я не выпячиваю грудь. Просто сажусь немного прямее.

— Я пойду возьму себе еще кофе. Вам, девочки, принести что-нибудь?

— Да мы уже собирались уходить, — говорю я.

— Нет, не собирались, — говорит Магда.