— Ням-ням, — приговаривает Моголь, засовывая в рот конфету с начинкой из шерри-бренди.

— Господи! — вскрикивает Анна. — Выплюнь ее сейчас же, Моголь!

Моголь глотает, плутовато блестя глазами.

— Я теперь пьяный? Ой, здорово! Я буду петь глупые песни, как папа Дэна вчера вечером?

— Ты и так постоянно поешь глупые песни, — говорит Анна. — Не смей больше трогать конфеты с ликером!

— Так нечестно! А Элли можно?

— Элли уже почти взрослая.

Я в этом не так уверена. Не пойму, то ли действует полбокала шампанского, выпитого в начале обеда, то ли три конфеты, съеденные в конце, но мне становится серьезно не по себе. Побаливает туго набитый живот. Я осторожно прикладываю к нему руку. Он огромен, как будто я на шестом месяце.

Вдруг на меня нападает паника. Что я наделала, напихала в себя такое количество еды? Наверняка набрала несколько килограммов. Недели строжайшей диеты пошли насмарку!

Нужно что-то делать, и немедленно.

— Пойду подышу воздухом, — говорю я, выбираясь из-за стола.

— Подожди, мы быстренько сполоснем посуду и пойдем все вместе, погуляем, — говорит папа.

— Нет, мне что-то нехорошо. Я выйду на минуточку. Оставьте посуду, я потом помогу ее вымыть, — говорю я.

Выскакиваю из дома, даже не захватив куртку.

— Элли? — окликает папа.

— Она пьяная! — радостно объявляет Моголь. — Фу! Элли пьяная!

Я и правда чувствую себя пьяной, оказавшись на ледяном ветру. Гора качается, деревья колышутся, маленький кирпичный домик — уборная — то появляется, то пропадает. Меня тошнит. Слава богу, будет легко.

Войдя в уборную, делаю глубокий вдох. Немедленная реакция на запах — рвотный позыв. Я приготовляюсь, заправляю волосы за уши, сую два пальца в рот.

Все происходит быстро и бурно. Глаза у меня крепко зажмурены, слезы бегут по щекам. Вдруг я слышу — кто-то ахнул. Я открываю глаза и вижу, что Анна заглядывает в дверь.

— Анна! Уйди! — с трудом выговариваю я.

Когда я на нетвердых ногах выхожу на улицу, Анна поджидает меня.

— Элли, черт побери, что ты с собой вытворяешь?

Сердце у меня колотится. Я держусь за шею. Горло до сих пор болит. Меня трясет.

— Просто затошнило, только и всего. Не надо на меня так смотреть. Я не виновата. Это оттого, что я так объелась. Наверное, конфеты оказались последний каплей.

— Элли, не ври! Я пошла за тобой и видела, что ты сделала.

— Ты пошла за мной в уборную? Как не стыдно подсматривать!

— Я беспокоюсь о тебе, Элли. Я позволила тебе усыпить мою бдительность на несколько недель, но теперь нужно наконец разобраться. Обсудим все это вместе с папой.

— Сейчас? Господи, Анна, ведь сегодня Рождество!

— Да-да, и я целое утро готовила рождественский обед на этой кошмарной плите, и все удалось, я так радовалась, что вы все ели с удовольствием, все было так хорошо, а потом ты взяла и все испортила.

— Я не виновата, что меня стошнило.

— Вранье! Я видела, как ты сунула себе два пальца в рот.

— Да ладно тебе, меня тошнило, нужно было только немножко помочь…

— Элли, у тебя булимия. Вчера ты сделала то же самое. Я догадалась, но ты меня обманула. Зачем ты это делаешь? Какое-то безумие! Не понимаю, как человек может добровольно вызывать у себя рвоту.

— Мне это не доставляет удовольствия! Это ужасно.