В гостиной, одна-одинешенька, сидит Анна. Она не рисует, не рассчитывает крестики для эскиза и не вяжет образцы. Не читает и не слушает музыку. Телевизор выключен. Анна сидит, уставившись в пространство.
— Анна?
Мачеха жмурится и словно меня не видит.
— Привет, Элли, — тихо говорит она.
— Анна, в чем дело? Что-нибудь случилось?
— Ничего. Все нормально. Ну, ты хорошо провела время у Рассела?
Прежде я бы пустилась в долгий разговор "о своем о женском": о Расселе, его квартире, его отношениях с мачехой и отцом. О Расселе, Расселе, Расселе… Если бы кому-нибудь вздумалось пересчитать количество слов в моей речи, имя Рассел заняло бы первое место.
— Бог с ним, с Расселом, — твердо говорю я. — Что произошло? Где папа?
— Не знаю, — отвечает Анна и вдруг заливается слезами.
Сажусь рядом и обнимаю ее. Анна горько рыдает у меня на плече. Обычно она очень собранная и никогда не сдается, поэтому страшновато видеть ее в отчаянии. Пытаюсь не терять самообладания и утешить ее, но сердце сильно колотится, и в голове, как маленькие летучие мыши, кружатся разные страхи.
— Он не пришел домой из училища. Я звонила в деканат — там никого нет. Позвонила ему на мобильный отключен, плачет Анна.
— Думаешь, он попал в аварию? — шепчу я.
Мысленно вижу папу в коме на больничной койке, вокруг суетятся врачи и медсестры, пытаясь вернуть его к жизни.
— Вряд ли. У него с собой кошелек и записная книжка. Кто-нибудь нашел бы мой номер и позвонил.
— Тогда где же он? — спрашиваю я.
Иногда папа поздно приходит домой. Он вбил себе в голову, что порой нужно пропустить рюмку-другую со студентами, но подчас этим дело не ограничивается, и они пьют и третью, и четвертую… Но пабы уже закрыты — почти половина двенадцатого. Где он может быть?
Вижу и другую картину. На этот раз он в постели с молодой хорошенькой студенткой…
Трясу головой, чтобы прогнать эту мысль. Анна в страхе прикрывает рот рукой, в глазах застыл ужас. Наверное, она представляет то же самое.
— Может, что-нибудь случилось с кем-нибудь из студентов? Проблемы на личном фронте… — в отчаянии придумываю я.
Ну конечно, папа вполне может завязать интрижку с какой-нибудь студенткой. По щеке Анны катится слеза. Беру бумажную салфетку и нежно промокаю ей щеку.
— Не надо, Анна! Ну, пожалуйста. Я этого не вынесу, — шепчу я.
— И я не вынесу, — отвечает Анна, обхватив себя руками и раскачиваясь из стороны в сторону, точно от сильной боли. — Как он может так поступать со мной? Он же знает, как я его люблю и как это больно. Почему он хочет сделать мне больно?
— Ну хватит, Анна. — Я тяну ее за рукав свитера, связанного по ее рисунку.
Она тупо смотрит на черную шерсть, перебирая бахрому.
— Конечно, в последнее время я часто раздражена. Знаю, что папе не нравится, когда неожиданно заканчивается масло. Меня это тоже выводит из себя. Но ведь это не причина, чтобы всю ночь не приходить домой!
— Он вернется, еще не вся ночь. И это не из-за масла и не из-за твоей раздражительности, а из-за новой работы. Разве ты сама не понимаешь? Он не может с ней смириться.
— Но сначала он меня поддерживал. Твой папа знал, как мне скучно сидеть дома без дела, особенно когда Моголь пошел в школу. Он меня подбадривал…
— Ну конечно, когда был уверен, что это просто халтура — новое хобби Анны, чтобы заработать на булавки. Но как только ты втянулась, дела пошли в гору…
— Не знаю, как буду справляться. |