Говорю я, с трудом подавляя предательский всхлип:
"Я дышу – для неё. Без ответа. И жизнь мне тоска, я
как в смолу муравей навсегда в неё, кажется, влип…"
Мудрый Джа отвечает, спустив в воду ноги с причала:
"Делать смыслом других – в пустоту безрассудный прыжок.
Ты попробуй дышать – для себя. Будет трудно сначала…"
(мудрый Джа папиросой мне дырочку в лёгком прожёг)
2013
РЕБРО
я хочу, чтобы ты стала моим ребром –
я впервые почувствую, как прорастают рёбра:
как потянет кожу, вздымаясь тугим бугром,
оно на груди, куда аромат твой вобран
я хочу, чтобы ты была у меня внутри –
застыла, как фотография на сетчатке:
смеясь отчего то смущённо, в одной перчатке,
пуская ребёнку мыльные пузыри
в этом янтарно солнечном отпечатке…
чтоб прорасти в проспекты и пустыри
на город упала как семя весна в зачатке.
твой муж, длинношеий, худой, неизменно тут
рядом, в своём капюшоне почти как кобра
не пытайтесь себе примерить чужие рёбра
даже если вам кажется – прирастут
после работы я, что ни вечер, в баре
приятель напротив долдонит: "не обалдей,
погляди на себя, что ты сделал с собой, злодей,
баб же полно (по столикам взглядом шарит)
найди, познакомься – будет как у людей"
я курю – он смотрит пытливо, как старый опер,
говорю: "баб то много, раз умный такой, скажи,
нашёл между ними хоть пару собственных рёбер,
без которых лёгкие голые и – не жить…"
за окном стоят последние дни апреля,
закат уползает как розовый крокодил
мне врач говорит: "вы курите? офанарели?
бросайте немедленно! я вас предупредил –
жизнь или смерть"
что такого? я на распутье
ты направь: прикажи мне бросить, будь так добра
напоследок – в груди от того, что тебе не льнуть к ней
пустота и боль как от выбитого ребра
2013
КАРТА НОЧИ
1
Я лиловый цветок приколола к резинке чулка.
Лепестки, что опали, остались на коврике в ванной.
Предстоящая Ночь неизбежно привычно легка
Перед картою вин и дальнейших заманчивых планов…
И сольется Она в нескончаемый яркий поток –
Отражаясь в зрачках, в очарованной клеточке каждой…
Я к резинке чулка приколола лиловый цветок –
Это цвет одиночества и нерастраченной жажды.
2
Вечер. Каждый фонарь очертил свой магический круг.
Мы случились вдвоём тут. Прохожие нас не запомнят,
а мы – их. Взгляд темнеющей улицы был близорук,
провожая двоих в лабиринт полусумрачных комнат
коммуналки, в нём как светлячки папиросы и мгла…
Ты читала стихи мне, сбиваясь, по четверостишью,
полушёпотом, память в спиртном растворив, как могла…
И была, захлебнувшись прохладной предутренней тишью,
коммнунальная кухня похожа на горстку миров,
кем то брошеных: чайник, халат на хромой табуретке,
недоеденной груши неясные контуры… Кров
мой убог, а случайные гостьи не так уж и редки.
Ты роняла ещё в беспорядке жемчужины рифм
из разорваных бус позабытого произведенья;
и я вдруг про себя удивился: мы всё говорим…
… а когда целоваться?
Приветствовал будущий день я
в холостяцкой постели разостланной прям на полу. |