Меня отправили в другой приют. Джину оставили в «Солнечном береге», уж не знаю почему. Быть может, она была слишком взрослой или слишком испорченной, так они решили. Мне сказали, что новый приют — это новая возможность начать все заново.

Я не хотела уезжать, но меня никто не слушал. Это самое страшное. Приютским не оставляют выбора. Хочешь или нет, будешь делать то, что велят.

Мне казалось, меня выгнали из «Солнечного берега», потому что отчаялись со мной справиться. Я провела там ещё неделю. Мне запрещали общаться с Джиной. Ночные грабежи прекратились. На дверь повесили новый замок, а ко всем входам и выходам подвели сигнализацию. Лулу было велено вставать посреди ночи и проверять, все ли дети лежат в кроватях.

Я дождалась, пока она закончит обход. Затем вылезла из кровати и побежала искать Джину. Я забралась к ней в постель. Она обняла меня и назвала своей маленькой. Я заплакала, и Джина, думаю, тоже, потому что её щека стала мокрой. Я прижалась к ней и просидела так до рассвета.

Больше я её не видела. Однажды я получила от неё письмо. Джина не любила писать и просто нарисовала картинку, а сверху красивыми витиеватыми буквами вывела своё имя и исцеловала рисунок помадой.

На протяжении года я писала ей каждую неделю, хотя давным-давно отчаялась получить ответ.

Я напишу ей ещё раз. В приюте наверняка знают её адрес. Я открываю калитку и иду по дорожке. Смотрю на дверь и дважды стучу.

На пороге появляется блондинка в комбинезоне. Вокруг её талии повязано полотенце. В волосах бесчисленное множество заколок. Лулу, помнится, заплетала дурацкие косички. Люди, работающие с детьми, часто одеваются, как дети.

— Скажите, здесь все ещё работает Лулу? — спрашиваю я.

Блондинка качает головой, заколки трясутся.

— Кажется, когда-то здесь действительно работала Лулу, но я с ней не была знакома.

— А Билли?

Вновь трясутся заколки.

— Ты хочешь их найти?

— Не совсем их. Я ищу одну девушку, Джину…

— Ах, Джину! — говорит она.

— Вы её знаете?

— Все знают Джину. — Женщина улыбается.

— Неужели она все ещё живёт здесь?

— Нет, но она часто нас навещает. У неё замечательные лекции.

— Джина читает лекции?

— Она ездит по всем приютам нашего округа и разговаривает с детьми. Она творит чудеса. Дети ей доверяют, потому что она знает, каково им пришлось. А что же ты? — Она с подозрением смотрит на мою форму. — Ты тоже здесь жила?

— Некоторое время. Я дружила с Джиной. Только это, наверное, не та Джина.

— Джина может быть только одна! Она живёт совсем рядом. Видишь многоэтажные дома? Её квартира на верхнем этаже самого южного здания, номер сто сорок четыре. Навести её. Она будет рада.

Я иду к многоэтажкам. Мне кажется, это бессмысленно. Моя Джина не такая. Она не читает лекции. Моя Джина разбиралась только в кражах со взломом.

Зря я все это затеяла. Что это за район? На сегодня мне хватило неприятных встреч. Я рассеянно бреду к зданиям. За моей спиной внезапно возникает мальчишка на скейте. Я отпрыгиваю в сторону. Он радостно скалится и катит прочь.

Я веду себя как ребёнок. Дома не такие уж страшные. Некоторые квартиры явно выкуплены: на окнах красивые занавески и горшки с цветами, двери балконов выкрашены яркой краской. Затем я замечаю выгоревший мусорный бак и непристойные надписи на стенах. Я нажимаю кнопку лифта, жду, как мне кажется, целую вечность и осторожно захожу внутрь, стараясь не наступить в лужу.

Мне нужно на верхний этаж, но на полпути лифт останавливается, и в него заходят двое бритоголовых мужчин. Я сглатываю и прижимаюсь к стене.