– Видишь отпечаток? Это большой палец твоей Дульцинеи, – объявил он с величайшим удовлетворением.

Потом взял кусочек липкой ленты, с величайшей осторожностью перенес отпечаток на картон и попросил меня:

– Сфотографируй.

– И что дальше? – спросил я.

– У меня теперь мало знакомых в уголовной. Большинство моих коллег уже на пенсии, но одного паренька из криминалистики я знаю, его зовут Жан-Кристоф Вассер. Бестолочь, полицейский никудышный, но если дать ему хороший отпечаток и четыреста евро, он проверит его по базе данных.

– По базе данных отпечатков пальцев? Если честно, я уверен, что Анна непричастна ни к каким преступлениям. И в тюрьме она тоже не сидела.

– Всякие бывают сюрпризы… Все, что ты рассказал о ее болезненной скрытности, наводит на мысль, что ей есть что скрывать.

– Мы все что-то скрываем, разве нет?

– Ты сейчас о чем? Роман пишешь? Давай фотографируй и скидывай мне фотку на почту, чтобы я мог связаться с Вассером.

Я сделал несколько снимков на телефон, увеличил, отредактировал, чтобы отпечаток получился как можно более четким. И, работая, вглядывался как завороженный в линии, которые вились, пересекались, соединялись… Таинственный лабиринт, для которого нет нити Ариадны.

– А теперь что? – спросил я, отправив фотографию на почту Карадеку.

– Теперь поедем на квартиру Анны в Монруж. Будем искать. Пока не найдем.

Никогда нельзя быть уверенным в женщине, которую любишь.

Леопольд фон Захер-Мазох

Судя по наклейкам на ветровом стекле, «Рейнджровер» Карадека бегал по дорогам с конца восьмидесятых.

Старый вездеход, намотавший три миллиона километров, плыл в потоке машин с изяществом бетонного блока, оставляя позади деревья парка Монсури, окружную дорогу, граффити на улице Поль-Ваян-Кутюрье, клетчатый фасад гостиницы «Ибис», улицу Барбес.

Я обрадовался, что Марк захотел поехать со мной и доверил Тео Амалии. Мне почему-то казалось, что все у нас вот-вот наладится. Пройдет немного времени, и появится Анна. Ее «секрет», скорее всего, не такой уж и страшный. Она мне все объяснит, все встанет на свои места, и мы с ней поженимся, как собирались, в конце сентября, в маленькой церковке Сен-Гийом-ле-Дезер, где венчались мои дедушки и бабушки.

В салоне пахло кожей, сухой травой и сигарным дымом. Марк дал задний ход, и внедорожник захрипел, словно ему перекрыли кислород. Конечно, он был немолод: бархатные сиденья полысели, тормоза, похоже, давно отдали богу душу, но высокая посадка и большое лобовое стекло позволяли нам чувствовать себя выше всех и плыть над суетливым движением.

Авеню Аристид-Бриан: в прошлом автодорога 20 в восемь полос.

– Вот ее дом, – сказал я и показал на дом Анны на противоположной стороне дороги. – Но здесь нет поворота, нам нужно доехать до перекрестка и…

Я не успел договорить – Марк уже крутанул руль. Мы повернули под рев клаксонов и скрежет колес прямо перед носом двух автомобилей, которые едва не встали на дыбы, лишь бы избежать катастрофы.

– Ты в своем уме, Марк?!

Карадек кивнул и, не ограничившись первым нарушением, совершил второе: въехал на тротуар и остановился перед подъездом.

– Здесь нельзя стоять, – осторожно заметил я.

– На то мы и полиция, – заявил он, снимая руку с тормоза и опуская на ветровое стекло козырек с надписью «Национальная полиция».

– Кто поверит, что копы ездят на такой таратайке? – вздохнул я, хлопая дверцей. – Впрочем, ты тоже давно не полицейский.