– Ну что ж, тогда подберем что-нибудь менее притязательное. Моцарт – есть возражения?

– Напротив, с радостью! Да, пока не забыл, ради бога, прекратите вы свои штуки с трусами!

Тут я принялся излагать ему проблему, причем не жалея подробностей, чтобы сэкономить время, и лишая его возможности медленно и туго входить в суть вопроса и все такое прочее.

– Чертово гестапо! – произнес он, когда я умолк.

– Китти недоумевает, почему бы вам не купить лишнюю парочку, и, должен признаться, не могу с ней не согласиться. От стольких хлопот бы себя уберегли…

– Ну да, чтобы торгаш-мерзавец крякал: «Не угодно ли еще чего, сэр Рой? Может, дезодорантик или упаковочку пилюлек от импотенции?» А все это дурацкое телевидение. Клянусь, половина моих бед оттого, что никогда не знаешь, какая скотина и где тебя узнает. Всего лишь накануне вечером пробираюсь я по одному жилому кварталу в… неважно где, как вдруг из окна высовывается идиот привратник и орет: «Лифт не работает, сэр Рой, боюсь, придется вам подниматься по лестнице!» Не соблаговолите ли, черт бы вас подрал! И все из-за моих прошлогодних концертов по лондонскому телевидению. Из-за них и еще этой, чтоб ее, дурацкой викторины. Господи, зачем только я позволил себя уболтать в ней участвовать!

Тут я был с ним солидарен, хоть по иным и, возможно, более шкурным соображениям. Однако вслух заметил:

– Если вы считаете, хотя я этого не разделяю, что покупка пары трусов может внушить подозрение, покупайте дюжину. Или же боитесь, этот тип заподозрит, что вы развлекаетесь с дюжиной девочек кряду? Ну и пусть его! Не понимаю, вам-то от этого что?

– Не могу я повсюду таскать за собой дюжину трусов!

– Так и не нужно! Оставьте в своем клубе.

– Это исключено!

– Тогда хотя бы…

– Не желаю больше это обсуждать!

Аллея оборвалась, упершись в калитку о пяти металлических прутьях, за которой было видно поле с двумя беспородными лошадьми посредине. Видимо, Рой посчитал, что его политический престиж пострадал бы, если бы я решил, что лошади принадлежат ему. И он принялся пояснять, что это не его лошади, что те принадлежат тому-то и тому-то. Я же принялся размышлять, а не содержит ли в конце концов воинствующая теория Китти насчет трусов некоего в себе резона. Всякий, кто знал Роя, мог бы ожидать, что в ответ на мое предупреждение в нем возникнет тягостное чувство вины, слегка приправленное смущением, только не эта увертливость, граничащая с вызовом. Кроме того, мысль о неясной услуге не давала мне покоя. Вероятно, в тот момент я не был в подходящем состоянии, чтобы переходить к подробностям, и Рой ждал момента, когда мое сознание притупится похотью, алкоголем или страхом перед грозящим угасанием чувств, преимущественно похоти: тут как раз пришлась бы к месту тема Пенни. Я решил рискнуть, для его же блага, и подвести его к сути поближе, раз уж ему так трудно сдерживаться, и первый запустил в ход пешку:

– Если для вас покупка пары трусов сродни маскировке типа накладной бороды, как же вы с вашей пассией появляетесь на людях?

– Вовсе нет! Нигде я с ней не появляюсь. Вы что, считаете меня полным идиотом?

– Ну и как же тогда? – спросил я в надежде, что он не станет сопротивляться и ответит на этот вопрос.

– Никуда носа не показываем. Иногда прихожу к ней на квартиру, хотя возникает немало проблем с ее соседкой. Чем дальше, тем больше. Или одалживаю у кого-нибудь ключи. Но это по-своему тоже нелегко. У меня мало знакомых с квартирами, к кому можно обратиться с такой просьбой, большинство также знают Китти и, стоит мне заикнуться, начинают корчить из себя почтенных британцев. Притом те, к кому я обращаюсь, как правило, болтуны.