– Вы собираетесь подкупить свою дочь, чтобы та против воли своего друга и за спиной у мачехи стала прикрытием для вас и вашей любовницы, намерившихся вместе на людях провести вечер?

– Фу-у, «любовницы»! Окститесь, сэр. Какой подкуп! Гилберту даже полезно, если его слегка бортанут. Ну а мачехе насолить Пенни будет даже приятно.

– Не надо ее втягивать, не надо ставить ее в такое положение!

– Глядите-ка, еще пуританин объявился! Нет, клянусь, вы не так поняли. Поверьте, меня не трогает даже, как Пенни относится к Китти. Не любит, и пусть. Она, Пенни, как раз из тех, что, насолив, станет даже лучше к ней относиться. Ладно. Я понимаю, что выгляжу как порядочная дрянь, а может, именно порядочная дрянь я и есть, и меня от всего такого воротит. Но что поделать, я влюблен в это удивительное маленькое создание, и пусть это ничего не оправдывает, но вы не можете себе представить, с каким нетерпением я жду каждого следующего дня и как неистово меня тянет работать, а такого не случалось со мной уже многие годы, уверяю вас! Видите ли, все это так, к юным должен быть особый подход, выдержка и понимание, потому что они молоды и агрессивны и иначе смотрят на мир, только бедные старые развратники моих лет требуют того же подхода, да что там, нам это необходимо, когда начинаешь привыкать к мысли о смерти или о старости. Таким, как вы, пока беспокоиться не о чем. Вы в самом расцвете сил. Эх, если б остановить время! Ну да хватит об этом. Как насчет К-четыреста восемьдесят первой?

– Это что, ми-бемольная? – подхватил я.

– Угу. Пошли!

Он увлек меня в дом, в гостиную. При виде нас Кристофер с Рут почтительно встали и удалились. Осталась лишь Пенни, покончившая с шоколадом, однако продолжавшая читать свою книгу или, по крайней мере, делавшая вид, что читает, пока мы с Роем бренчали, разыгрываясь, и не встроились наконец в ногу с Моцартом. Но вот во время непритязательного аккомпанемента я углядел, что с момента, как мы начали играть, Пенни застряла на одной и той же странице. Очень немногие женщины из непрофессионалок проявляют интерес к музыке, и мысль о том, что такая девица, как Пенни, втайне, возможно, поклонница музыки, изумила меня настолько, что я чуть было не напортачил со скромненьким бравурным пассажем, поджидавшим впереди. С этого момента я старался изо всех сил, и мы завершили первую часть воистину вполне достойно.

– Прекрасно, черт возьми! – похвалил Рой. – Отлично сработано, старина. Видно, что перед этим вы зря времени не теряли.

– Вы тоже!

– Рад, что старался не зря! Я довольно много упражнялся последние пару месяцев. И в результате, гм, ощущение полноты жизни.

– Планируете публичное выступление?

Я явно попал в точку, однако внутренняя аварийная служба Роя сработала немедленно:

– Что вы, где уж! Просто так играю, для личного удовлетворения. Возможно, предстоит осенью одно благотворительное мероприятие, но это пока еще неопределенно. Непонятно, где я к тому времени окажусь.

Пенни перевернула страницу, чем привлекла к себе внимание Роя.

– Слушай, Пен, прошу, обрати внимание на то, что мы сейчас сыграем. По-настоящему здорово. Непонятно, почему эту вещь так мало знают! Совсем коротенькая.

Трудно придумать более яркий посыл к выдворению. Направившись к двери, Пенни буркнула, мол, надо пойти помочь Китти, что, на мой взгляд, было уже чересчур.

– Скажите, пожалуйста, какие мы чувствительные, а? – заметил Рой, когда Пенни исчезла. – Ну, как к такой подступиться!

– А Гилберту не удается?

– Наверное, кое в чем удается, только от этого менее колючей она не сделалась. И все же винить ее в этом не стоит, правда?

– Это почему же?

– Виновато наше чудовищное общество, черт бы его побрал! Что хорошего оно может предложить натуре хоть сколько-нибудь яркой, творческой или… Знаю, вы скажете, что тут уж, разумеется, ничего поделать нельзя.