— Привет, Питер, — раздался знакомый грубоватый голос, как только он вошел.

— Доброе утро, Джиджи, — сказал Питер.

Это был Дж.Дж. Грин, — глава цензуры, царь киноиндустрии Голливуда.

— У тебя снова намечается напряженный денек, Питер?

Питер рассеянно кивнул. Его мысли все еще были сосредоточены на маленькой родинке на спине девушки.

— Да, сэр, — сказал он. — Я уже наточил свои ножницы, сэр.

— Прекрасно, прекрасно, — сказал мистер Грин, но тут же нахмурился. — Скажи-ка мне вот что, Питер, — сказал он, когда Питер собрался уже уходить, — прежде чем ты начнешь работу... Сегодня утром я получил жалобу от Сент-Клауда. Я думаю, ты знаешь этого джентльмена.

Питер кивнул.

— Кажется, вчера ты проводил проверку его последнего фильма, из-за чего он был очень расстроен.

— Фильм был просто мерзким, Джиджи, — твердо сказал Питер.

— В этом я и не сомневался. Я слепо верю твоему суждению. Ты, разумеется, знаешь это?

— Да, сэр.

— Сент-Клауд наговорил о тебе много отвратительного, — продолжал мистер Грин. — Я не могу показать тебе его жалобу, потому что она была настолько мерзкая, что я тут же сжег ее. Могу лишь сказать тебе, что я сразу позвонил ему и искренне защищал тебя. Я на сто процентов на твоей стороне, мальчик мой. Я очень надеюсь, что когда-нибудь ты будешь владеть всем этим, Питер, — возвышенным тоном сказал он, широко поводя рукой. — Я присматривал за тобой с тех пор, как ты начал здесь работать. Я не позволю никакому продюсеру порочить тебя, верно?

— Спасибо, сэр.

— Пожалуйста. Но скажи мне, — продолжал толстенький коротышка, понизив голос, — ведь ничего из того, что написал этот мерзавец, не соответствует истине, не так ли? Я имею в виду все то, что Сент-Клауд заявил о тебе? Я вообще тебя ни в чем не подозреваю... Я хочу лишь сказать... Будь просто немножко поосторожнее, только и всего.

— Разумеется, сэр, — сказал Питер, чувствуя, как его лицо наливается жаром и багровеет от позора.

Он взмахнул руками, не зная, что с ними делать, и, наконец, сунул их в карманы пиджака.

— Просто все эти вещи, которые Сент-Клауд написал о тебе, — продолжал Грин, — такие порочные, такие абсолютно невероятные... Ты, конечно же, не имеешь к ним никакого отношения?

— Я не знаю, в чем состоят эти обвинения, сэр, — нервно ответил Питер. — Поэтому как я могу отвергать их?

Он поглядел по сторонам, чтобы увидеть, не подслушивает ли кто их разговор. И наконец, чтобы хотя бы частично избавиться от смущения, достал очки и начал медленно, тщательно протирать их.

Теперь настала очередь мистера Грина смущаться.

— Наверное, мне не стоило сжигать жалобу Сент-Клауда, — сказал он. — Но я просто не мог вынести, что такая смрадная, грязная штуковина лежит на моем столе. Я должен любой ценой поддерживать как собственное достоинство, так и достоинство всего моего штата. И я собираюсь подкрепить свой телефонный разговор с этим Сент-Клаудом, послав ему еще и письмо. — При этом мистер Грин напыжился, как маленький гордый павлин. — Главная ценность, которую мы храним в нашем заведении, это наше достоинство!

— Да, сэр! — сказал Питер, который закончил протирать очки. — Достоинство — это жизненно необходимый фактор эффективной цензуры.

Он водрузил очки себе на нос и внезапно разразился не поддающимся никакому контролю хохотом. Потом он закрыл глаза.

Закончив смеяться и немного придя в себя, Питер осторожно открыл глаза. Царь киноиндустрии глядел на него с изумлением на лице, но как только Питер снова увидел ничем не прикрашенную фигуру мистера Грина, он снова зафыркал и с трудом сумел подавить хохот.