Исходит от некоего гостя с яхты, желавшего остаться анонимным. Но для нас, журналистов, анонимности не существует. Автор версии – драматург-неудачник Анри Невер, тот самый «старик», чью фамилию ваш сын даже не запомнил. И такая забывчивость неспроста – пьесы Невера давно никому не нужны, кроме их автора. В 1911 году Невер ужом вился вокруг могущественного Рейнольдса, льстил ему и всячески подлизывался, рассчитывая на его влияние в театре. Версия Невера безыскусна и бездарна, как и его комедии. В ней упоминается стоянка в Эммерихе из-за таможни, веселый вечер с шампанским, а затем происходит вот что: гости расходятся, мадемуазель Лантельм отправляется к себе, через пять минут все слышат ее крик, прибегают – а она исчезла. Почему же, спросите вы? Найдите-ка мне точные слова этого подхалима, мадемуазель Алис!
– «Судя по состоянию каюты, – процитировала секретарша, глядя в блокнот, – мадемуазель Лантельм занималась своим туалетом, и внезапно ей стало плохо. Она наклонилась к окну, яхту подбросило на волнах, и прекрасная актриса выпала в окно, найдя смерть в волнах».
– Да, – ехидно усмехаясь, продолжил Видаль, – вот так просто, дамы и господа! Но мой коллега из «Берлинер Тагерблатт» вдребезги разбивает версию Невера, потому что он умудрился проникнуть на «Любимую» и даже в каюту, где все случилось. И что же он увидел? Что окно высоко и недостаточно широко для того, чтобы вывалиться из него из-за головокружения или по причине обморока. Даже самым отъявленным тугодумам становится ясно, что версия мсье Невера никуда не годится. И тут-то появляется милейший доктор Морнан, друг Рейнольдса. Он осматривал тело, видел место происшествия и, как утверждает, знает, как все было. Он нашел решение! Мадемуазель Лантельм было жарко и душно. Она открыла окно, но этого ей показалось мало. Актриса забралась на столик и села на окно спиной к реке, после чего принялась распускать волосы. В одной руке у нее была крышечка от коробки со шпильками – той самой серебряной овальной коробки, о которой мы говорили. Другой она вытаскивала из прически шпильки и складывала их в крышечку. Тут яхту тряхнуло – или, может быть, мадемуазель стало дурно, – так или иначе, актриса упала за борт, и все сразу было для нее кончено, потому что она не умела плавать. Отличная версия? Отличная! Только вот снаружи шел дождь, о котором милейший доктор понятия не имел, потому что самого его в момент происшествия на яхте не было. Вопрос: зачем молодой красивой женщине в дождь высовываться за окно, да еще заниматься при этом своей прической? Вы в это верите? Лично я – нет!
– Но ведь когда нашли ее тело, – тихо заметил мсье Гренье, – у нее в руке и в самом деле была шпилька.
– Что? – изумился Видаль.
– В руке утопленницы была зажата шпилька, – повторил старик. – Я же говорил вам: ее рука постоянно свешивалась с носилок, когда Филипп их нес. Он заметил, что в кулаке что-то есть, и сказал доктору Морнану. Доктор ответил, что и он, и следователь тоже обратили на это внимание. Потом Жюли сказала Филиппу, что в руке бедной мадемуазель была шпилька. Она действительно занималась своей прической.
– Ваш сын видел шпильку своими глазами? – быстро спросила мадемуазель Алис. – Или Жюли видела, как шпильку обнаружили?
– Нет. Ей сказал доктор.
– Морнан? Конечно, ведь он придумал эту версию, – фыркнул журналист.
– Нет, не Морнан. Немецкий доктор.
Судя по выражению лица Видаля, журналист был озадачен.
– Хм… Ну, если так… – Он пожал плечами. – Но снаружи шел дождь! Какая еще прическа в такую погоду?
– А если она чувствовала, что много выпила, и хотела прийти в себя под дождем? – подала голос мадемуазель Алис. |