Это была гребаная грязная ложь, но ему не обязательно знать; я не собираюсь признаваться ему. Или самой себе. Потому что пойти на ужин с Адамом Трентоном – это плохая идея.

Он будет ожидать от меня чего то, что я не готова дать.

Адам останавливается, а потом каким то образом обе мои руки оказываются в его, глаза скользят вниз к моим, внимательно изучая и легко обнаруживая ложь в моем сердце.

– Ты же тоже хочешь.

Я, может быть, хочу много вещей, но точно не лгунья.

– Я в своей рабочей униформе, весь день работая под солнцем, отчего теперь вся потная.

Он наклоняется ко мне:

– Но это сексуально.

Он урчит, как лев, заставляя голос звучать одновременно и многообещающе, и грязно.

Трудно глотать и даже дышать, потому что он стоит так близко ко мне, что даже лист бумаги погнется между нами; его присутствие подавляющее, доминирующее, заставляющее не замечать ни цоканье лошади, запряженной в повозку, ни рысь, проносящуюся мимо нас, ни крики чаек над головой.

– Хороший план, мудак. – Это прозвучало чертовски равнодушно.

Он игнорирует это.

– Это всего лишь ужин. Я здесь только на выходные, хорошо? Какой может быть вред?

– Просто ужин?

Он кивает.

– Просто ужин. Обещаю.

– Хорошо. Но позволь мне принять душ и переодеться.

Он ухмыляется и следует за мной до общежития, в котором остановилась на лето.

Я только что согласилась на ужин с Адамом Трентоном?

Это плохая идея.

Знаю, но по непонятным для меня причинам, я игнорирую внутренний голос.

ГЛАВА 2

АДАМ

Я сижу на ступеньках дома и, пока она собирается, убиваю время, копаясь в телефоне.

И до сих пор не знаю ее имени. Это же полная хрень, серьезно. Я слизывал помадку с ее пальца, был так близко к ней, что почти мог чувствовать, как бьется ее сердце, мог видеть, как пульсирует жилка на изгибе шеи. Я добился ее согласия на ужин, но так и не узнал имени.

Думаю, придется посидеть здесь некоторое время, потому что, по пройденному опыту, чикам всегда необходимо несколько часов, чтобы подготовиться. Но не проходит и двадцати минут, как она выходит из двери. На ней узкие, потертые синие джинсы с дырками на бедрах. Они не похожи на дорогие дизайнерские рваные джинсы; скорее, они кажутся старыми, изношенными до такой степени, что дырки на них появились от долгой носки. Я слышу ее прежде, чем вижу, поэтому первое, что бросается в глаза, это «чаксы»6. Белая полоска резины вокруг основания обуви на обоих кедах раскрашена черным маркером в клетку. Глядя на такую обувь, очевидно, что она носила их в течение длительного времени. Глаза путешествуют вверх по ногам и, о боже, эти женские ножки просто убийственны. Они длинные от ушей, но не тощие, как у некоторых высоких девушек. А соблазнительные, с мышцами и плотью.

Боже, я смотрю на них, и в этот момент ничего не хочу больше, чем почувствовать, как они сжимаются, обхватывая меня. Эту горячую, возбуждающую и манящую мысль я не могу выбросить из головы.

И просто пялюсь на них.

Взгляд перемещается дальше до простой черной футболки с V образным вырезом. У меня пересыхают губы; я должен встать и отвернуться, но справедливо вношу поправку, потому что эти сильные ноги, обернутые вокруг меня, лишь начало для разгона моих похотливых мыслей.

Ее груди. Боже, просто… боже. Я не могу отвести взгляд. Футболка облегает тело, V образный вырез обнажает глубокое, загорелое декольте, открывая взору прелестную грудь. И тогда я заставляю себя установить зрительный контакт, потому что пялюсь на нее слишком открыто и долго.

Я стою пораженный, без дара речи.

Проясним одну вещь: я находился на съемочной площадке со столькими горячими женщинами, был на вечеринках с самыми красивыми и известными девушками на земле, встречался с Эммой Хейес почти два года – это целая вечность по голливудским меркам.