— Какой же ты стал… — прошептала я.

— Какой? — переспросил он, внимательно глядя на меня.

— Совсем… — Кажется, я впервые не могла подобрать слов. — Солидный.

— Солидный, мисс Руа? — Он нахмурился. — Это все, что вы можете обо мне сказать спустя столько лет?

— Серьезный. Строгий. Умопомрачительный. Так лучше?

— Гораздо. — Вокруг глаз заискрились лучики «солнечных» морщинок.

— Ты надолго вернулся?

— Навсегда. Если так можно выразиться, когда ты военный.

— Ооох! — Я взвизгнула и не удержалась, чтобы снова его обнять.

— А ты рисуешь. — Он кивнул на занавешенный тканью мольберт за моей спиной. — Все-таки рисуешь, Шарлотта. Я всегда знал, что ты своего добьешься.

Хотела рассказать ему про выставку, но не успела.

— А это кто у нас там? — Ирвин смотрел куда-то на пол, и я проследила его взгляд. Оказывается, пока меня не было, мисс Дженни вытащила месье Ормана из-под тахты и устроилась прямо на нем.

— Это… набросок. Ничего интересного, у меня их целый альбом.

— Вообще-то я спрашивал про пушистую прелестницу. Но для меня все, что ты рисуешь интересно, — снова на удивление серьезно сказал он. — Я до сих пор храню портрет матери, который ты мне подарила перед отъездом.

Я слегка покраснела. Портрет его мамы написала с большой картины, висящей в семейной галерее Фейберов. Правда, даже представить не могла, что он не только не забыл, но и сохранил этот листочек, в который я вложила столько сил и любви.

— Ирвин… — Кажется, от счастья я совсем растеряла манеры. — Хочешь чаю? Ой…

Чайник остался на лестнице, но прежде чем успела сделать шаг, Ирвин рассмеялся.

— Куда?

Он вышел за дверь, а я метнулась к столу. Смела в сторону карандаши, палитру и кисти, столкнула мисс Дженни в сторону, а набросок сунула к остальным в альбом. Посильнее натянула рукав, прикрывающую магическую закорюку, вытащила чашки, печенье и оперлась о спинку стула, как ни в чем не бывало.

Кто бы мог подумать!

Ирвин-Ирвин! Когда он уезжал, не очень хорошо расставшись с отцом (виконт изначально был против его службы), я думала, что могла бы ему писать. Но сколько мне тогда было? Одиннадцать. Леди Ребекка отняла у меня первое же письмо, а следом и адрес, и мне даже нечего было ей возразить. Глупая девчонка, в один день лишившаяся старшего брата и лучшего друга, ночами рыдала в подушку. Понемногу привыкала к Лигенбургу без Ирвина, но к жизни без Ирвина так и не смогла.

Я рисовала его, только его и рисовала, складывая наброски в учебные альбомы — туда, где никто не мог их найти. А потом образ начал стираться из памяти, и остались только штрихи моих воспоминаний. Которые я тоже сохранила до сегодняшнего дня.

Ирвин вернулся минут через десять, от чайника бодро поднимался пар. Поставил его на стол, но в ответ на мое приглашение только покачал головой.

— Шарлотта, остаться не получится. У Роберта мальчишник, я и так уже бессовестно опаздываю.

— Я уже готова этого Роберта покусать!

— Прости его, он безумно влюблен, а это самое серьезное оправдание. — Ирвин широко улыбнулся. — Тем более что я зашел пригласить тебя в Милуотский парк. Ты же свободна в воскресенье, верно?

Воскресенье — единственный день, когда у меня не бывает занятий с Илайджей.