Может быть, наш клиент и ты правы, может, Винтер действительно был когда-то самым обыкновенным балбесом. Но уверяю тебя: что-то с тех пор изменило его. И если вы не узнаете, почему и как это произошло, нет никакого смысла снова бросаться догонять их. Они так смотрели на нас, Фред… ну, точно пара марсиан. Или — как смотрят на рычащего щенка. Ласково так. Посмеиваясь. И — свысока.

Надеюсь, ты уже выслал деньги, иначе мы можем пробыть здесь очень и очень долго. Но когда бы мы ни вышли отсюда, думаю, придется мне искать себе другую работу. Я потерял всю свою прежнюю уверенность.

1

Медленно, со страшным напряжением Кирби приходил в себя. В голове у него продолжали звучать какие-то слова, обрывки вчерашнего разговора. Он как будто различал собственный голос, без конца повторяющий одни и те же жалобы — отражение подавленного и угнетенного духа.

Силуэт женщины, сидящей за столом напротив него, отчетливо вырисовывался на фоне окна. Сквозь стекло виднелся океан, розовый в лучах то ли заката, то ли восхода. Это чудесное розовое свечение передавалось коже ее обнаженных бронзовых плеч и горело в огромной копне светлых волос.

Атлантика, подумал он. Теперь, когда океан ему удалось определить, он без труда мог установить и время суток. Раз он во Флориде, это рассвет.

— Вас зовут Карла, да? — осторожно спросил он у женщины.

— Конечно, дорогой Кирби, — отозвалась она, улыбаясь. — Ваш хороший новый друг Карла.

Сидящий слева от Кирби солидный человек, превосходно одетый, с аккуратной прической и ухоженными ногтями слегка усмехнулся:

— Есть такой испанский глагол, — сказал он, — charlar. Болтать, вести легкую беседу. Какая ирония судьбы: ее главный талант вовсе не в том, чтобы говорить, а в том, чтобы слушать.

— Мой главный талант, Джозеф? — насмешливо удивилась женщина.

— Во всяком случае, самый чудесный, моя дорогая. Ты, Кирби, так хорошо говорил, что мы с удовольствием слушали тебя.

Карла, Джозеф, Атлантика, рассвет. Туман в голове стал рассеиваться. Кажется, сегодня суббота. Утро субботы.

Похороны были в пятницу, в одиннадцать. Заседание с адвокатами — в два часа дня. А пить он начал в три.

Кирби осторожно повернул голову и оглядел пустой зал. Усталый бармен в белой куртке стоял, скрестив руки и опустив подбородок на грудь.

— Они что, открыты всю ночь? — спросил Кирби.

— Крайне редко, — ответил Джозеф. — Но они весьма снисходительны, даже за небольшую сумму. Пусть это будет нашим маленьким дружеским подарком. Ведь когда подошло время закрываться, тебе еще так много хотелось сказать.

В зале стало светлее. Они смотрели на него с нежностью, с любовью и теплотой. Они были чудесными, красивыми людьми, лучшими из всех, кого он когда-либо знал. У обоих в речи можно было различить легкий, едва уловимый акцент.

Неожиданно у него зашевелилось ужасное подозрение.

— А вы, случайно, не журналисты?

Они громко рассмеялись.

— О нет, мой милый, — сказала Карла.

Ему стало стыдно.

— Дядя Омар не переносит… не переносил шумихи. Он всегда был так осторожен. Он платил одной фирме в Нью-Йорке тридцать тысяч долларов в год, только чтобы его имя никогда не упоминалось в газетах. Но люди любопытны. Самый незначительный слух об Омаре Креппсе они умели раздуть в шумный скандал, что приводило дядюшку в страшную ярость.

Карла мягко накрыла его руку своей.

— Но, дорогой Кирби, теперь ведь это не имеет значения?

— Я думаю, да.