(В первые лихие годы «наперсточники» делили навар действительно вот так — и по-братски и «по-братански». Примерно так же, наверное, сотни лет назад казаки делили добычу на Дону. Никто не смел считать — кому-сколько. Но пройдет совсем немного времени, и денег станет намного больше — вот тогда их и начнут считать. Так уж устроен человек — буханкой хлеба в голодное время ему бывает поделиться легче, чем снедью из набитого холодильника. Пока же дележка происходила так, что Лехе это все очень нравилось…)

…Насвистывая ламбаду, Суворов отправился в бар, рассудив, что если придет пораньше, то успеет занять рублевые места для себя и для Артема. Настроение у него было такое, что он шел, почти не касаясь асфальта — так хорошо у Лехи на душе бывало нечасто. Может быть, именно из-за своего беспричинно-солнечного настроения Суворов и не обратил внимания на неприметного молодого человека, последовавшего за ним в некотором отдалении от самого рынка…

У входа в новый бар водоворотилась толпа, но Леху на дверях уже знали поэтому он уверенно протиснулся к дверям и шепнул крепкому парню, еле сдерживавшему народный напор:

— Ко мне друг подойдет где-то через полчасика, Артемом зовут — впусти его!

— Нет проблем! — крякнул вышибала, плечом отжимая упрямо напиравшую людскую массу. — Ну куда, куда ты прешь?! Вот, прямо как за кипятком в Гражданскую… Чего?! Кого надо, того и пропустил!!!

…Шедший за Лехой понаблюдал за битвой у входа минут десять, а потом ловко и юрко прошмыгнул к вышибале, назвался Артемом и без препятствий вошел внутрь…

Алексей же тем временем пытался как-то обустроиться — пару раз он вскидывал пятерню, приветствуя каких-то смутно знакомых пацанов, но свободных мест, увы, не замечал.

Наконец, Суворов увидел, что у стойки вроде освободилось одно местечко — Леха успел среагировать раньше всех, обнял высокий стул и начал соображать, как согнать рядом сидящего, чтобы освободить место для Артема. Ничего такого путного, чтобы согнать корректно и залегендированно, в голову не приходило, а жлобом Суворов не был. Поэтому он вздохнул и подумал: «Раз Темка после тренировки, значит, ему сидеть, а мне стоять». Леха хорошо знал, какими усталыми становятся все мышцы после спортзала. Он и сам еще время от времени ходил разминаться все в тот же клуб «Ринг» — в основном, стучал по мешку. Иногда ребята ему предлагали поработать и на ринге но с условием, что бить будут только в корпус. Про Лехино увечье все в клубе хорошо знали и понимали один не самый сильный удар в надбровье — и можно «скорую» вызывать. Суворов соглашался, а потом понимал, что все это — совсем «не та черемуха». На настоящие бои он смотрел с ностальгической тоской, но чувства свои скрывал под шутками. У него даже выработался особый стиль шуток — как у карлика, насмехающегося над своим ростом… Собственно говоря, Леха и в наперсточный бизнес нырнул не столько из-за денег, сколько из-за желания как-то круто переломить свою по-дурацки складывавшуюся жизнь. Он устал чувствовать себя увечным и вызывающим жалость.

…Следивший за Суворовым, войдя в полуподвальный зал, быстро огляделся, просканировал посетителей и проанализировал ситуацию. Люди в баре для него были просто биомассой, так сказать, «кирпичами» для его «архитектурных» планов. Из этих «кирпичей» надо было выбрать нужные… Молодой человек еще раз оглядел зал и остановился взглядом на девушке, зажатой в углу четырьмя нахальными рожами.