— А может быть просто оно живет по принципу сорняка — тянет корни везде, где может дотянуться.
Фирс сидел несколько секунд и так же, как и следователь, рассматривал одну из достопримечательностей империи. Наконец, он прогнал мысли и спросил:
— Зачем вы меня позвали? Не про дерево поговорить же?
— Нет. Не для этого, — мотнул головой Григорян. — Скажи мне вот что, Фирс. Ты создал прибыльный бизнес. Ты заработал денег и прошел три возвышения. Ты умудрился выйти сухим из воды, когда казалось… казалось, что тебя пустят в расход. Ты грезил магическим университетом, не смог поступить дважды, и отчаявшись, ты бросил все и поехал сюда. Ради того, чтобы быть рядом с магами. Чтобы хотя бы прикоснуться к знаниям. Настоящим знаниям и магии.
Тут он взглянул на парня и спросил:
— Ты узнавал про старшие курсы? Видел, сколько адептов готовятся к сдаче экзамена мага?
Фирс хмуро посмотрел на Григоряна, слегка осунулся и произнес:
— Семь.
— Семь, — эхом отозвался следователь, подняв глаза на макушку Поющей осины, что издавали мелодичные звуки. — Тебе девятнадцать, и ты понимаешь, для того, чтобы в следующем году был набор, должно произойти что-то… очень необычное. Понимаешь ведь, да?
— Да, — еще тише произнес Фирс.
— Тогда должен понимать, что поступления и объявления нового набора, до конца весны они должны все семь не сдать экзамен. А это бывает крайне редко.
— Может еще кого отчислят, — кинул на него взгляд Фирс.
— Вполне. Тем не менее, риск того, что твоя мечта окажется недостижимой, велик… Крайне велик, — со вздохом произнес следователь.
— К чему вы это клоните? — спросил парень, все еще не понимая к чему ведет Григорян.
— К тому, что мне очень интересно, а что ты будешь делать, если не поступишь? Чем займешься?
Фирс умолк. Он задумчиво уставился на брусчатку, которой была выложена дорожка перед ними. Секунд двадцать он просто молчал, погрузившись в свои мысли. Затем же он тяжело вздохнул и признался:
— Я не знаю.
— Тяжело… очень тяжело, когда труд, в который ты вкладывался всю свою жизнь, внезапно пойдет прахом, — горько усмехнулся Григорян. — Когда-то, что ты строил всю свою жизнь, разваливается. А ты… ты можешь биться до последнего, как те безумные воины с востока. До последнего вздоха, но… Ситуации это не изменит. Один в поле не воин. Понимаешь, к чему я?
— Не особо…
— Я это к тому, что тебе стоит подумать над тем, что ты будешь делать, если не сможешь поступить. А мне стоит подумать, что делать, если труд всей моей жизни выворачивают наизнанку.
Фирс задумчиво поджал губы и спросил:
— Мне почему-то кажется, что у вас есть вариант того, чем я займусь.
— Есть. Не самый лучший, но есть, — кивнул Григорян.
— Расскажете?
Следователь кивнул, тяжело вздохнул и спросил:
— Скажи мне, Фирс, ты любишь Империю?
Парень нахмурился, почесал голову и внимательно осмотрел собеседника.
— Люблю, конечно. Да, есть свои нюансы, но я люблю свою страну.
— И ты понимаешь, что внутри нашей страны… есть много крайне неприятных и сложных людей, так?
— Вы про аристократов?
— Не только. Но тем не менее это факт. Люди совершают преступления. Люди лгут и как ни странно желают власти… Любыми путями.
Парень молча кивнул.
— Существуют определенные правила игры. Те правила, что не дают нам скатиться в смуту. Эти же правила не дают нам превратиться во времена «легкой головы» при Иване Седьмом. Помнишь, что это были за времена?
— Иван Седьмой рубил головы всем, на кого падала хотя бы тень подозрения в измене, — кивнул Фирс. |