Воры переглянулись.

— А тебе зачем кривой или косой?

— Для дела, — не стал объяснять Митин.

— На наживку, да? — усмехнулся другой вор, лицо которого невольно ассоциировалось с крысиной мордой. — Лоха разводить собираешься?

Митин хмуро глянул на него, но не ответил.

— Есть у нас чего кривого, Циклоп? — спросил он мужика с сундучком.

Тот нахмурился, присел на лавку и открыл свою ношу. Почесав голову, он достал небольшой артефакт, по форме напоминающий косточку авокадо.

— Ну, он не кривой, разряжен просто… — произнес он.

— Че это? — нахмурившись, спросил старший.

— Хрень, от дождя защищает. Ну, может, ведро воды выдержит, но не знаю. Валяется давно, мелкие с вокзала притащили.

Старший взглянул на Митина.

— Пойдет, — кивнул он. — Сколько?

— Полторы сотки, — отозвался Циклоп.

— Так он же разряженый, — смутился Гоша и глянул на старшего.

Тот поджал губы и спросил помощника:

— Почем у вокзальных взяли?

Циклоп нехотя достал бумажку из коробчонки, нашел строчку и буркнул:

— Тридцатка.

— Ты, Гоша, правильный человек, — произнес авторитет. — Слышал, что ты в завязке. По-мирскому живешь. От масти отказался.

— Не отказался. Отрезали меня, — кивнул Гоша.

— И за это слышал, — кивнул тот. — Обратно не хочется к нам?

— Не могу, — ответил тот. — Раньше хотелось, а сейчас… привык уже.

— Бывает, — кивнул вор. — Бывает… хрень давно валяется. Бери, за что взяли.

— Спасибо, — кивнул Гоша, достал деньги из кармана и отдал Циклопу, который тут же убрал их в свой ящик.

Стоило Гоше выйти, как уголовник с крысиной мордой недовольно произнес:

— Ссучился, ей богу. Под безопасников лег. Хорошо, что ты синий сказал. Повязали нас бы тут точно.

— Лег, не лег, а за цвет ящика даже не сказал. Так, безделушку взял. Даже если и ссучился — добро помнит, — вздохнул авторитет. — Прикрывал его спину как-то на деле.

— Может, приглядеть за ним? — подал молчавший до этого уголовник с внушительной бородой.

— А смысл? Так, шепни по нашим, что объявился, но чтобы не лезли. За ним может ИСБ приглядывать, — хмыкнул главный.

* * *

Фирс тяжело вздохнул, оторвал взгляд от большой тряпки, что, распластавшись, ползала по полу, взглянул на Вешкина и спросил:

— Кирилл, какого черта ты тут стоишь?

— Хочу и стою, — недовольно буркнул он.

— Я уже все сказал. Нет, у меня жить нельзя! У меня и места нет! Кровать-то одна!

— Ну, я могу притащить свою, из комнаты…

— Она не влезет! Да и куда я ее поставлю? — хмуро спросил Фирс, заставляя тряпку мыть дальше. — И что за дебильная мысль пришла в твою голову? Почему ты должен жить у меня⁈

— Мне… мне трудно, — признался Вешкин, отведя взгляд. — После того, как Филимона увезли… В смысле его вещи…

Кирилл глубоко вздохнул, посмотрел на тряпку, что ползала по полу.

— Я часто забываю, что его больше нет. Я захожу в комнату со стихами в надежде, что его в очередной раз перекосит от моих строк. Я соскучился по его дурацкой и ужасной игре на скрипке. Его занудству и постоянным упрекам.

Фирс удивленно осмотрел брата и спросил:

— Ты сейчас серьезно? Вы едва друг друга знали.

— Я тоже удивлен, но это… это странное чувство… оно не проходит…

— Это пройдет, — кивнул брат. — Потерпи.