Кисмет. Судьба. Рок.
— Всё, кончилась погода! — весело крикнул Денгиль, подставив ладонь небу. Оттуда нисходил резкий, плотный ветер, вздымая пыль на дороге, сор прошлогодней листвы на конных тропах. Из набрюхших туч падали тяжелые капли.
— Куда теперь, брат? — У Стагира через седло была перекинута туша горного барана: его доля при игре-дележе если не «по стрелам», как в древние годы джахилийи, доисламского неведения, то «по пулям»: чьи нашли в сердце или мозгу, того и дичина.
— Я тут неподалеку одно потаенное место знаю, недалеко от тропы через Сентегир. Для меня верные люди сделали. Поехали, освежуем твою добычу, да и ина Та-Эль угостится печеным окороком. Мне сегодня не повезло — и сам не сыт, и жену накормить нечем.
Та-эль усмехнулась. Шуточки по поводу их супружества отпускались нередко, хотя уж чтобы сам Денгиль начинал… «Хозяин наш свои права на хозяйку раз в год предъявляет, зато любовь самая пламенная!» — говаривал один стратен другому. — «Как так?» — «Да вот прошлым октябрем крепостца Арсет дотла сгорела. Жители еле успели что поценнее в узлы связать и уволочь. А полтонны маковых засохших соплей — тю-тю. В дым ушли». И верно: банды одновременно с налетами практиковали торговлю дурманом через опорные пункты. Приходилось и полицейскую работу делать заодно со своей привычной.
В Эдине давно успокоилось. Однако те из выкормышей Марэма Гальдена, что не поспели окунуться в море, наводнили собою Лэнские горы и пока еще оттуда не повывелись. Вспоминалась прежняя война с Эйтельредом: и тогда убить медведя оказалось легче, чем передавить ос по одной. Но с этим худо-бедно справлялись.
А вот смех над обоими боевыми супругами продолжался. В их с Волком брачном союзе — перед Богом, но не перед людьми — было что-то заведомо ущербное, ложное, подорванное с той единственной ночи у самого корня.
Денгиль тем временем объяснял:
— Таких пещерных убежищ по всему Лэну несметно: древние капища Оддисены, еще пантеистической, замаскированные выходы в Дом — Домов тогда было с десяток, наверное, по числу сект, хотя теперешний всегда почитался особо. Жилища отшельников. И каждая такая нора сделана со своей хитростью. Да вот она, моя, чуть впереди!
Вход в пещеру, невидимый снизу, с тропы, закрывали кусты. Скальный карниз перед ним усыпан круглой галькой: разровняй за собою — и не видно, въехал ты один или вас целая сотня. Потому что дальше открывался целый зал, с нависшим сводом, но достаточно обширный, чтобы и отряду войти, и завести лошадей. И очаг здесь был: закоптелые булыжники вокруг площадки, покрытые слоем копоти и давно уснувшей золы. Дым от огня исчезал в трещинах между глыб, казавшихся естественными, рассеивался по пути и если показывался робкой струйкой, то далеко от убежища.
Все зашли в пещеру, переговариваясь чуть возбужденно. И сразу хлынул обвальный весенний ливень, смывая все звуки. Полыхнуло во всю ширь — и сразу же загремело так, что небо, кажется, разорвалось в клочья. И еще раз — почти так же близко.
— Это Сентегир сюда грозу наводит, — чуть испуганно сказал один из Денгилевых младших доманов. Как бишь его — да, Микаэль, сообразила Кардинена. — Самое бесовское логово.
— Бьет в рудные залежи, — прозаически объяснил Стагир. — Ничего, у нас в Сухой Степи бывает пострашнее, и то шайтана сюда не приплетаем.
— У вас, шейх-ини, прямо в воду ударяет, а может, в тех, кто летом в речке плещется, — сострил кто-то в темноте и тесноте невидимый. — Вот родичи ваши, песчаные каханы, и бегают потому неумытые.
Стагировы мусульмане, которые по своей вере совершали омовения истовее, чем лэнские выученики бродячих шейхов, — а о чистокровных христианах и не говори — принимали такие подкусы добродушно, тем более сейчас, когда и костер уже запалили, и дичь разделали и стали жарить на поду. |