|
Однажды за обедом в “Гараже” (они сидели в прозрачном выступе на улицу, откуда открывался вид на казино “Шангри-Ла” и редакцию “Известий”), Мюс коснулась его самого больного нерва. - Все существенные социальные перемены, - сказала она, - очень быстро отражаются в фольклоре. То, что происходит сейчас в России, затрагивает один глубинный, можно сказать, архетипический пласт. Я не очень сложно выражаюсь? - Ничего, разберусь, - отвечал Степа, подхватывая вилкой колобок риса с полоской сырой туны (он ел суши только вилкой). - Эта тема, - продолжала Мюс, - столкновение двух исконных начал русской души. Одно из них - доброе, лоховатое, глуповатое, даже придурковатое, словом, юродивое. Другое начало - наоборот, могучее, яростное и безжалостно-непобедимое. Сливаясь в символическом браке, они взаимно оплодотворяют друг друга и придают русской душе ее неиссякаемую силу и глубину. Степа промокнул салфеткой губы и покосился на аккуратную грудку собеседницы. - Допустим, - сказал он. - А при чем тут перемены? - Вот тут и начинается самое интересное, - ответила Мюс. - Лоховатое начало в русском городском фольклоре много лет было представлено разваливающимся “Запорожцем”. А непобедимое начало - бандитским “Мерседесом-600”, в зад которому “Запорожец” врезался на перекрестке, после чего и начинался новорусский дискурс. В чем символическое значение перекрестка, объяснять не надо - это и крест Господень, и распутье, и роза ветров... Есть много причин, по которым народная душа вступает в брак с собою именно на перекрестке. Это надо раздвинуть? Иногда Мюс все же употребляла кальки с английского. - Нет, не надо, - сказал Степа. Про символический брак он слушать не хотел - слова “бандит”, “заД” и “дискурс” в одном предложении не особо радовали. Дело было в том, что попытки Мюс объяснить ему смысл слова “дискурс” не увенчались успехом, и единственная ассоциация, которая у него каждый раз возникала, была с болгарским словом “кур”, аналогом великого русского трехбуквенника, отчего “дискурс” казался чем-то вроде дисконтного пениса из Болгарии. Из-за этого смысл фразы делался грозно-многозначительным. - Важно здесь то, что сегодня этот символический брак происходит в новой форме. Социологи еще ничего не поняли, а фольклор уже отразил случившуюся перемену. Она видна в анекдоте про шестисотый “Мерседес” и черную “Волгу”. Как следует из его анализа, оба исконных начала - лоховатое и непобедимо-могучее - получили в народной ментальности новые репрезентации. Эта революция в сознании и есть парадигматический сдвиг. Я понятно говорю? - Нормально, - сказал Степа. - А что за анекдот такой? - Ну как же, - ответила Мюс. |
