Были даже галлюцинации, на
редкость мало интересные, - простоволосая баба в юбке из мешковины
начинала переставлять горшки в углу каждый раз, когда он о чем-то
задумывался и забывал, что никаких горшков и бабы там нет. После этого
опыта он решил, что сходит с ума, и дал себе слово больше не
заниматься ерундой. Но сделать что-нибудь с психическим зарядом,
который он по капле влил в любимое число, было нельзя. Теперь эта
энергия существовала независимо от него, или, во всяком случае, так
казалось. Можно было сколько угодно убеждать себя, что “34” - такое же
число, как и все остальные, и клясться, что детские игры остались
позади, но глубин души это не затрагивало. Стоило ему увидеть тройку
рядом с четверкой, как дрожание центрального нерва личности
показывало, что его договор с числами остается в силе - и будет теперь
в силе всегда.
43
Из круглолицего мальчика Степа превратился в такого же
круглолицего молодого человека, словно все возрастные трансформации
свелись к тому, что его накачали насосом и подкрутили вверх усы. Если
бы в Степином окружении нашелся человек, знающий о его тайне, он,
наверно, увидал бы в чертах его лица связь с числом “34”. У Степы был
прямой, как спинка четверки, нос - такие в эпоху классического
образования называли греческими. Его округлые и чуть выпирающие щеки
напоминали о двух выступах тройки, и что-то от той же тройки было в
небольших черных усиках, естественным образом завивающихся вверх. Он
был симпатичен и напоминал чем-то покемона Пикачу, только взрослого и
пуганого.
Несмотря на некоторую полноту, Степа нравился женщинам. Мужчинам
он нравился тоже - но по другой причине: он производил впечатление
божьего одуванчика, которого можно не принимать всерьез. За такой
поверхностный вывод поплатились многие недотепы брутального вида.
Степа не был коварен. Но в обиду себя не давал.
Выбор профессии оказался для Степы прост - он поступил в
финансовый институт. Страсти к бухгалтерскому делу у него не было, но
информация об этом учебном заведении оказалась на тридцать четвертой
странице пособия для поступающих в вузы.
Наблюдая за товарищами по учебе, он начал замечать, что многие из
них, как и он, придают значение числам. Но они не брали на себя
ответственности за то, какие именно числа управляют их жизнями, и
походили на стадо баранов. Они склонялись перед избалованной семеркой
и уважительно относились к троице за то, что ее “бог любит”, хотя
могли при этом не верить в Бога. Кроме того, все боялись числа “13”.
Для этого страха был даже специальный греческий термин,
“triskaidekaphobia”. Это дикое слово было производным от греческого
“тринадцать”, но Степа слышал в нем что-то вроде иррационального
страха отравиться треской в буфете дома культуры. |