Если бы ты захотел вести беседу так, чтобы я мог за тобою следить,
тогда я стал бы ее поддерживать. Про тебя говорят, да и сам ты утверждаешь, что
ты способен беседовать и пространно, и кратко - ведь ты мудрец, - я же в этих
длинных речах бессилен, хотя желал бы и к ним быть способным. Но ты силен и в
том и в другом и должен бы нам уступить, чтобы наша беседа продолжилась. Однако
ты не хочешь, а у меня есть кое-какие дела, и я не могу оставаться, пока ты
растягиваешь свои длинные речи. Я должен отсюда уйти и ухожу, хотя, пожалуй, не
без удовольствия выслушал бы тебя.
С этими словами я встал, как бы уходя. Но только что я встал, Каллий схватил
меня за руку своею правой рукой, а левой ухватился за этот мой плащ и сказал:
- Не пустим тебя, Сократ! Если ты уйдешь, не та уж у нас будет беседа. Прошу
тебя, останься с нами, для меня нет ничего приятнее, чем слушать твою беседу с
Протагором: сделай нам всем удовольствие. И я сказал, хоть уже было встал, чтоб
уйти:
Сын Гиппоника, ты всегда был мне приятен своею любовью к мудрости; я и теперь
хвалю тебя и люблю, так что хотел бы сделать тебе удовольствие, если бы ты
просил у меня возможного. Но сейчас это все равно что просить меня следовать
вдогонку за Крисоном гимерейцем , бегуном в расцвете сил, или состязаться с
кем-нибудь из участников большого пробега, а то и с гонцами и не отставать от
них. Я бы тебе сказал, что сам к себе предъявляю еще гораздо более высокие
требования и хотел бы поспевать за ними в беге, да только не могу. Но если уж
вам непременно хочется видеть, как я бегу нога в ногу с Крисоном, то ты проси
его приноровляться ко мне, потому что я-то скоро бежать не могу, а он медленно
может. Точно так же, если ты желаешь слушать меня и Протагора, проси его, чтобы
он и теперь отвечал мне так же кратко и прямо на вопросы, как сначала. Если же
он не хочет, что это будет за беседа? И по крайней мере полагал, что взаимное
общение в беседе - это одно, а публичное выступление - совсем другое.
- Но видишь ли, Сократ, - сказал Каллий, - кажется, Протагор прав, считая, что
ему разрешается разговаривать, как он хочет, а тебе - как ты хочешь.
Тут вмешался Алкивиад:
- Нехорошо ты говоришь, Каллий; Сократ ведь признается, что не умеет вести
длинные речи и уступает в этом Протагору, что же касается ведения беседы и
умения задавать вопросы и отвечать на них, то я бы удивился, если бы он в этом
хоть кому-нибудь уступил. Если бы и Протагор признал, что он слабее Сократа в
уменье вести беседу, Сократу этого было бы довольно. Но раз Протагор этого не
признает, пусть он беседует, спрашивая и отвечая, а не произносит в ответ на
каждый вопрос длиннейшую речь, отрекаясь от своих утверждений, не желая их
обосновывать и так распространяясь, что большинство слушателей забывает даже, в
чем состоял вопрос. Впрочем, за Сократа я ручаюсь: он-то не забудет, это он шутя
говорит, будто забывчив. Итак, мне кажется, Сократ прав: нужно, чтобы каждый
показал, к чему он склонен.
После Алкивиада, сколько помнится, взял слово Критий.
Продик и Гиппий! Каллий, мне кажется, на стороне Протагора, Алкивиад же всегда
стремится настоять на своем. Нам не следует ни к кому примыкать - ни к Сократу,
ни к Протагору, но сообща просить обоих, чтобы они не прерывали беседу на
середине. за?
На эти слова отвечал Продик:
Прекрасно, по-моему, говоришь ты, Критий: тем, кому случается присутствовать при
таких обсуждениях, нужно быть для обоих собеседников общими, а не безразличными
слушателями - ведь это не одно и то же. |