Так оно и есть.
Сократ. А раз самая постыдная, то и самая плохая?
Пол. Как это, Сократ, не понимаю.
Сократ. А вот как. Самое постыдное всегда причиняет либо самое большое
страдание, либо самый большой вред, либо, наконец, то и другое сразу...
А быть несправедливым, невоздержанным, трусливым, невежественным больнее, чем
страдать от бедности или недуга?
Пол. Мне кажется, нет, Сократ.
Сократ. Однако, если среди всех испорченностей самая безобразная - это
испорченность души, она безмерно, чудовищно превосходит остальные вредом и злом:
ведь не болью - боль ты исключил.
Пол. Видимо, так.
Сократ. Но то, что приносит самый большой вред, должно быть самым большим на
свете злом.
Пол. Да.
Сократ. Стало быть, несправедливость, невоздержанность и вообще всякая
испорченность души - величайшее на свете зло?
Пол. Видимо, так.
Сократ. Значит, искусство наживы избавляет от бедности, врачебное искусство - от
болезни, а правый суд - от невоздержанности и несправедливости. Какая же среди
этих вещей самая прекрасная?
Пол. Правосудие намного выше всего остального, Сократ.
Сократ. Пойдем дальше. Если есть двое больных - телом или душою, все равно, -
который из них несчастнее: тот, что лечится и избавляется от зла, или другой,
который не лечится и все оставляет как было?
Пол. По моему мнению, тот, кто не лечится.
Сократ. Не ясно ли нам, что наказание освобождает от величайшего зла - от
испорченности? [...] Возмездие вразумляет и делает более справедливым, оно
владеет целебною силой против испорченности.
Пол. Да.
Сократ. И стало быть, хуже всех живет тот, кто остается несправедливым и не
избавляется от этого зла.
Но они, мой милейший, достигают примерно того же, чего достиг бы больной, если
он одержим самыми злыми болезнями, но ответа за свои телесные изъяны перед
врачами не держит - не лечится, страшась, словно малый ребенок, боли, которую
причиняют огонь и нож. Или ты думаешь по-другому?
Пол. Нет, я тоже так думаю.
Сократ. Он, видимо, просто не знает, что такое здоровье и крепость тела.
...Боль, причиняемую наказанием, они видят, а к пользе слепы и даже не
догадываются, насколько более жалкая доля - постоянная связь с недужной душою,
испорченной, несправедливой, нечестивой, чем с недужным телом, а потому и делают
все, чтобы не держать ответа и не избавляться от самого страшного из зол: копят
богатства, приобретают друзей, учатся говорить как можно убедительнее.
А если все же совершит неправое дело - он ли сам или кто-нибудь из тех, кто ему
дорог, - нужно по доброй воле идти скорее туда, где нас ждет наказание: к судье,
все равно как к врачу, нужно спешить, чтобы болезнь несправедливости, застарев,
не растлила душу окончательно и безнадежно.
Стало быть, для того, чтобы оправдывать собственную несправедливость или
несправедливость родителей, друзей, детей, отечества, красноречие нам совершенно
ни к чему, Пол. Вот разве что кто-нибудь обратится к нему с противоположными
намерениями, чтобы обвинить прежде всего самого себя, а затем любого из родичей
и друзей... ...И если твой поступок заслуживает плетей, пусть тебя бичуют, если
оков - пусть заковывают, если денежной пени - плати, если изгнания - уходи в
изгнание, если смерти - умирай, и сам будь первым своим обвинителем, и своим, и
своих близких, и на это употребляй красноречие...
...Но если твой враг несправедливо обидел другого челове- ка, нужно всеми
средствами - и словом, и делом добиваться, чтобы он остался безнаказанным и к
судье не попал. |