|
Нет, клянусь Зевсом, Сократ! Иногда ты услышишь от них, что добродетели можно научить, иногда -- что нельзя. Сократ. И мы признаем их учителями, если они даже в этом не согласны друг с другом? Менон. По-моему, Сократ, не признаем. Сократ. Так как же? Уж не софисты ли, по-твоему, учители добродетели -- только потому, что единственные из всех объявляют себя таковыми? Менон. Вот за то, Сократ, я и люблю больше всего Горгия, что от него никогда не услышишь таких обещаний: он ведь и сам смеется, когда слышит, как другие это обещают. Он думает, что следует делать человека искусным в речах. Сократ. Значит, по-твоему, и софисты не учители? Менон. Не могу тебе сказать, Сократ. Тут со мной то же самое, что с остальными: иногда мне кажется, что да, иногда -- нет. Сократ. А ты знаешь, что не только тебе и другим государственным людям иногда кажется, что добродетели можно научиться, иногда -- что нельзя, но и у а поэта Феогнида ты найдешь то же самое? Менон. В каких стихах? Сократ. В элегиях, там, где у него сказано: С этими пищу дели и питье, и сиди только с ними, И одобренья ищи тех, кто душою велик, От благородных и сам благородные вещи узнаешь, С злыми погубишь и тот разум, что есть у тебя. Видишь, здесь он говорит о добродетели так, будто ей можно научиться. Менон. Это ясно. Сократ. А в другом месте он говорит примерно так: Если б умели мы разум создать и вложить в человека, то, считает он, Много бы выпало им очень великих наград -- тем, кто сумел бы это сделать. И дальше: ...То у хороших отцов злых не бывало б детей: Речи разумные их убеждала б; однако на деле, Как ни учи, из дурных добрых людей не создашь. Понимаешь, здесь он сам -- и о том же самом -- говорит совсем наоборот. Менон. И это ясно. Сократ. Что ж, можешь ты назвать какое-нибудь другое дело, в котором тех, кто именует себя учителями, не только не признавали бы за учителей, но и считали бы негодными и невеждами именно в том, чему они берутся обучать, те же, кого признают людьми достойными, иногда говорили бы, что этому делу можно научить, иногда -- что нельзя? Разве тех, кто сами в чем-нибудь путаются, ты назовешь настоящими учителями этого дела? Менон. Ни за что, клянусь Зевсом. Сократ. Ну а если ни софисты, ни достойные люди не будут учителями этого дела, не ясно ли, что и все остальные тоже не будут? Менон. По-моему, так. Сократ. А раз нет учителей, то нет и учеников? Менон. Я думаю, так оно и есть, как ты говоришь. Сократ. Но разве мы с тобой не согласились, что, раз нет ни учителей какого-то дела, ни учеников, значит, ему нельзя научиться? Менон. Да, так мы и говорили. Сократ. Выходит, что нигде нет учителей добродетели? Менон. Да. Сократ. А раз нет учителей, то нет и учеников? Менон. Конечно. Сократ. Значит, добродетели нельзя научиться? Менон. Кажется, нельзя, если только мы правильно вели исследование. Так что я удивляюсь, Сократ, откуда берутся хорошие люди и каким образом могли они стать такими? Сократ. Видно, Менон, и я и ты -- оба мы люди никудышные, и мало чему научил тебя Горгий, а меня -- Продик. Прежде всего нам надо взглянуть на самих себя и поискать, кто бы мог каким-нибудь способом сделать нас лучше. Я, когда говорю так, имею в виду наше исследование: ведь мы самым смехотворным образом упустили, что люди поступают хорошо и правильно, руководствуясь не только приобретенными знаниями; а без этого нам не удастся, пожалуй, узнать, каким образом они становятся хорошими. |
