Символично, но даже после смерти Дианы Чарльз продолжал бороться за честь своей бывшей супруги. И при этом сумел добиться своего.

Ранним утром 31 августа о гибели принцессы Уэльской уже знали многие ее друзья и близкие. Не знала только ее мать, проживавшая на уединенном шотландском острове Сейл. О трагедии в туннеле под площадью Альма Фрэнсис сообщила ее подруга Джейни Милн, услышавшая об аварии из теленовостей. Мать Дианы весь день просидела у телефона, ожидая соболезнований королевы. Но никто не позвонил. Бывшую свекровь принца Уэльского не включили и в список людей, которые отправились в Париж за телом Дианы. История повторялась — тридцать восемь лет назад Фрэнсис не дали взглянуть на умершего сына Джона, теперь ее оставили в стороне по случаю скоропостижной кончины дочери.

«В этом определенно есть горькая ирония судьбы — что мне пришлось похоронить двух своих детей, — с грустью в голосе скажет Фрэнсис. — Когда они умирали, я не могла ни увидеть их, ни прикоснуться к ним, ни поддержать их за руку».

Чарльз, как и обещал, прилетел в Париж в шесть часов вечера и тут же направился сначала в посольство, а затем в больницу. Свои соболезнования ему выразили присутствовавшие там президент Французской Республики Жак Ширак, глава внешнеполитического ведомства Роббер Ведрен, министр внутренних дел Жан-Пьер Шевенеман и министр здравоохранения Бернар Кушнер.

«Меня поразила чуткость принца, — вспоминает руководитель пресс-службы больницы Тьерри Мересс. — Вся его забота и внимание были сосредоточены только на принцессе Уэльской».

Чарльз поблагодарил всех на французском языке и один прошел в комнату, где лежало тело его бывшей супруги. Впоследствии он признался Камилле:

«Мертвое тело Дианы было самым отталкивающим и неприятным зрелищем, которое мне когда-либо приходилось видеть. Я не мог на него смотреть. Я видел лишь прекрасную молодую девушку, когда мы впервые с ней познакомились. Я постарался забыть о том, какой она стала теперь, какие проблемы нависли над нами. Я плакал о ней, плакал о наших детях».

Чарльз старался сохранять спокойствие. Но даже через маску хладнокровия у принца проглядывались следы невосполнимой утраты.

«Да, он был все так же спокоен и собран, — замечает Мересс, — но это уже был совершенно другой человек, человек, которого глубоко задело случившееся» .

Шокированы были все — принц, дети, сотрудники принцессы и, главное, — народ. Для обычных жителей Туманного Альбиона Диана была словно член семьи, и ее смерть восприняли как утрату национального масштаба. За тридцать два года, прошедшие с момента смерти Уинстона Черчилля, британцев никогда еще так не объединяло единое горе. Умерла не просто бывшая супруга наследника престола, умерла всенародная принцесса. Когда в четыре часа утра известие о ее гибели заполнило эфиры всех телеканалов, был отмечен небывалый всплеск энергопотребления. Люди смотрели телевизоры, варили кофе и плакали, и пели национальный гимн, который исполнялся каждые тридцать минут.

31 августа в Лондон потянулись потоки потрясенных горем людей. Каждый час столичные вокзалы принимали по шесть тысяч человек. Пространство перед Кенсингтонеким дворцом в считаные часы заполнилось тысячами букетов, фотографиями, записками и свечами. Вскоре цветы появились и на прилегающих к дворцу деревьях и кустарниках. Район Кенсингтонского дворца превратился в место выражения глубокой скорби, где плач десятков тысяч людей слился в один чудовищный по своему эмоциональному напряжению стон.