|
Я должен был принести себя в жертву. Теперь я сделал это. Я погибаю... погибаю, а вы смеетесь. Не смеялись ли вы всегда? Вы смеялись в ответ на все мои страдания. Что же странного, что вы смеетесь, когда я погибаю. Ведь вы так злы! Ведь вы не христианка! Она спросила серьезно и мягко: - Почему собственно, почему вы сделали это? В это мгновение Павиц высоко держал голову. Он возмутился против своей госпожи, в первый раз с тех пор, как принадлежал ей. Он высказал ей в лицо всю горечь, весь свой разъедающий гнев. В свой последний час он чувствовал себя смелым. Последний час давал ему право на все, он освобождал его от стыда. - Почему? - заговорил он. - Потому, что я любил вас, герцогиня. Потому, что я все еще принужден был любить вас. Потому, что во все годы моего унижения я никогда не забывал того мгновения, когда вы были моей. - Вы все еще думали об этом? - с изумлением спросила она. - Всегда, - сказал он, почти облагороженный искренностью своего чувства. - Я смирился, - прибавил он, - потому что должен был это сделать. Но никогда в своих мыслях я не допускал, что может придти другой и занять мое место. Наконец, все-таки пришел этот Делла Пергола, и это взорвало меня, как будто меня оскорбили и задели в моих правах. Я мучительно ненавидел его, с болезненной, жалкой жаждой мести, как разбойника, уничтожившего мои последние надежды - мое последнее прибежище. О, надежды, у которых даже не было имени, так бессильны были они. Но он должен был перестать существовать, этот разбойник. Его сегодняшняя статья была для меня освобождением. Он застонал. - Освобождением... - задумчиво повторила герцогиня. - Освобождением, - еще раз сказал Павиц. - Теперь я гибну вместе с ним. Это кладет конец всем страданиям, это справедливо и не могло быть иначе. Потому что... - Он забормотал. - Ведь я виновен в его преступлении. То, что он так бесстыдно предал, - дивную тайну о герцогской короне, да, да, о герцогской короне над тем диваном, - я сам выдал ее ему. Да, герцогиня, я выдал ее ему, в кафе, хвастая вами: я не щажу себя. Я был болен от желания и ревности, от страха и злобы; я должен был говорить о вас, говорить вещи, которых я даже не знал, кичиться вами, унизить человека, который желал вас, унизить вас, герцогиня, потому что вы были так горды, - унизить и самого себя подлостью, которую совершал... - Довольно, - сказала она; это обнажение души было неприятно ей. Павиц раздражал ее. Она спросила, полуотвернувшись: - Кто сделал это? - Кто...? - Кто убил его? - Один из юношей моего клуба. Тот, чистый сердцем, помните, с полными души голубыми глазами, еще никогда не касавшийся женщины. Он прокрался после закрытия редакции в частный кабинет Делла Пергола с длинным ножом, которым всегда колол куклу, торчавшую на шесте и изображавшую короля Николая. Делла Пергола быстро повернулся, - в то же мгновение нож сидел у него в сердце. У юноши было большое уменье, потому что кукла, изображавшая короля Николая, тоже всегда вертелась... - Приведите его ко мне, чтобы я могла поблагодарить его. Он рискнул для меня своей жизнью. - Я не могу. Его арестовали. - А! А вы, Павиц, на свободе! - Да, да. Я еще на свободе... еще одно мгновение, - прошептал он едва слышно. Оба молчали. Наконец, герцогиня сказала: - Теперь оставьте меня. - Да, да. Он сделал болезненную гримасу и опять стал пробираться вдоль стены, не глядя на нее, белый, с темно-красными пятнами на лице. |
