|
Фон Гиннерих шумно переступил с ноги на ногу. - К сожалению! - вдруг крикнул он, побагровев. Анекдот гаремной дамы воодушевил прусского майора. - Мы остаемся при супах и шерстяных куртках, - решила Фридерика Шведская. - Не правда ли, моя милая герцогиня Асси, вы возьмете на себя почетное председательство в каком-нибудь из моих благотворительных учреждений? Ведь вы тоже интересуетесь разрешением социального вопроса. - Ваше высочество, я еще никогда не думала об этом. Возможно, что когда-нибудь мне вздумается. Со всех сторон посыпались изумленные вопросы. - Но почему же тогда ваша светлость интересуетесь Павицом? - Почему вы были у морлаков? - Уже два раза? - Потому что я скучала, - объяснила герцогиня. - Тогда я вспомнила о народе. Народ - это самое странное, что я знала в жизни. Всегда, когда я встречалась с ним, он был для меня загадкой. Он приходит в ярость из-за вещей, которые должны были бы быть для него совершенно безразличными, и верит в вещи, которые только помешанный может считать истинными. Если ему бросить кость, как собаке, - а в чем, в сущности разница? - он ее, правда, будет грызть, но не станет вилять хвостом. Ах, это всегда больше всего возбуждало мое любопытство. Поэтому я не верю и в то, что супами и шерстяными куртками все будет улажено... - В этом, ваша светлость, вы заблуждаетесь, - высокомерно сказала принцесса. - В этом вы решительно заблуждаетесь. Герцогиня продолжала: - Император Наполеон очень заботился о своем народе. Париж процветал и становился все жирнее. Я не думаю, чтобы там было много людей без супа и шерстяных курток. Кто-то простонал: - Ах, Париж! - Тем не менее, народ с неистовством бросился в эту излишнюю и неразумную войну. Во время наших путешествий меня поражало многое, но больше всего черная толпа и среди нее, в желтом свете газовых фонарей, бледные, потные лица, кричащие: "В Берлин!" - Ах, Париж! - Ваша светлость, вы присутствовали при всем этом до самого конца. Вы, наверное, можете сказать нам: где Аделаида Трубецкая? - И д'Осмонд? - И графиня д'Ольней? - И Зози? Герцогиня пожала плечами. - Говорят, что маленькая Зози любит коммунара. Она стоит на улицах на опрокинутых шкапах и омнибусах и заряжает ружья. - Quelle horreur! После маркиза Шатиньи - коммунар! Madame Палиоюлаи с горечью сказала: - События в Париже просто гнусность. Посмотрите, какие перчатки я принуждена носить. Из Парижа я, конечно, их больше не получаю. Мыслимо ли это? - Но Фридерика успела еще получить шляпу. Послушайте, герцогиня, вы должны посмотреть ее! - взволнованно воскликнул принц Фили. Вдруг все закричали, перебивая друг друга. Дамы торопливо хватали и показывали свои веера, кружева, браслеты. Перкосини в оживленной беседе старался пробудить в герцогине общие воспоминания о праздничных днях. Бесцветное лицо принцессы слегка порозовело. Палиоюлаи и Тинтинович с мужественно сдерживаемой скорбью напоминали друг другу об игорных домах, которые оба знали, и хорошо знакомых обоим альковах известных дам. Слово "Париж" наэлектризовало их уставшие в тяжелом воздухе далекой провинции сердца. Сияние города-светоча доходило и до этого далекого моря, и людям, жившим здесь, он казался сказкой, желанным мифом. |
